Что остаётся от человека после его смерти, кроме глухой, забытой кладовки? Это было место, где я оказался теперь. И хотя я знал, что за подвижными стенами тропики и Атлантический океан, в нашем мире это была та самая кладовка. Мирам не было числа, и все их описания рушились, стоило японке начать раскладывать свой пасьянс.
Впрочем, сегодня это быстро прекратилось, так как в больнице вдруг появилась Удивительная Рысь. В непонятной тоске среди ночи она примчалась к нам, на 22-й этаж нью–йоркского небоскреба. В рассеянности схватила искусственную ногу и внимательно, без видимых целей, изучала.
Удивительная Рысь была иллюстрацией богемного, но пронзительно справедливого образа жизни. Только она могла позволить себе вот так появиться среди ночи. Я не мог понять, как она умудряется совмещать свое достаточно разгульное существование и работу в серьёзной клинике. В своем неизменном брючном костюме и с крашеной гривой, она издалека могла сойти за очень красивого парня, например, играющего в группе. Сейчас, впрочем, у неё явно были трудности.
– Ах, Вы действительно приехали! – воскликнула вошедшая Катя. – А Галина Сергеевна как чувствовала. Она оставила Вам это, сказала, что Вам понадобится.
Наш медицинский генерал оставила бутылочку для капельницы, наполненную качественным спиртом. Примечательно, что Галина Сергеевна часто появлялась у нас последние дни (хотя это был 1 и тот же день 21 декабря, день конца света). Была она, в основном, трезвой и к своим покупкам земельных участков охладела.
Росомаха задумчиво повертела бутылочку.
– Да, наверное, не помешает.
Достали стопочки. Мы становились свидетелями очередной медицинской пьянки. Катя расспрашивала:
– Разве Вы совсем, совсем расстались?
– Неизвестно. Он куда-то уехал. Или улетел.
Благодаря чудесным кольцам, я мог отчасти слышать мысли Удивительной Рыси. Она, впрочем, не всегда это позволяла. Сейчас было понятно, что у неё семейные неприятности и, возможно, ребенок в инкубаторе. Это у них было что-то профессиональное, я не разобрал.
Кстати, появилась и Лиловая Черепаха со своими тонкими золотыми цепочками. Она принесла ещё напитки и с удовольствием присоединилась к распитию. Довольно быстро все наклюкались.
– И Вы всю «Войну и мир» прочитали? Все четыре тома?
– Да, прямо в машине сидя и прочитала.
Такая расслабленность могла обернуться проблемами. Удивительная Рысь, засыпая, сидела за столом, уставленным бутылками. В таком виде её и застала Мальчик-Профессионал, которая, к счастью, пришла, чтобы включить свой аппарат.
– Ну, ничего себе вы даете! Так, придется поработать!
Неизменным, нечеловеческим усилием она повернула рычаг, разбудив хор женских голосов, дремлющих в ее аппарате. Голоса издали длинную, отчаянную ноту, пациенты проснулись и начали усиленно дышать.
– А вы знаете? – сказал вдруг я. – Здесь по ночам медсестра, которая японка, мультиоригами раскладывает. Это отличное хобби. И могло бы принести деньги, сейчас все увлекаются.
Удивительная Рысь и Люся во все глаза смотрели на меня. Затем переглянулись.
– Я знаю, кому это могло бы пригодиться.
Не говоря больше ни слова, они ушли в соседнюю палату, где помещался значительный пациент.
Вскоре на потолке возникли контуры 4хмерного мультиоригами. Некоторое время человек увлеченно передвигал их. Но если у японки узоры всегда были цветными и красочными, у него получались только черно-белые и мрачноватые. И чем дальше, чем больше в них появлялась необъяснимая гадость. В конце концов, человеку надоело это, он все смешал и погасил светящийся квадрат на потолке.
Я понял, что так он передавал мысли Испанского Художника. Следовательно, мой сосед по палате замыслил нехорошее. Я принялся пристально наблюдать за ним.
Ночные события успокоились, все разошлись, осталась только японка, у которой была смена до утра. Сначала она раскладывала свои цветные узоры, затем сравнивала анализы, стоя в дальнем углу палаты. Пользуясь открывшейся возможностью поговорить, я подлетел к ней и сказал:
– Мне понравились Ваши узоры. Наверное, мне завтра удастся увидеть свою матушку.
– Увидите обязательно. Я все это время молилась за Вас. А теперь возвращайтесь на свое место и спите.
Я так и сделал, и на этот раз обошлось без рыданий, хотя и полёт был недолгим.
На следующий день, 21 декабря, Катя принесла и поставила градусник Испанскому Художнику. У того на лице сразу обозначилось обрадованное выражение.
Я сразу разгадал его замысел. В приступе вечной своей злобы он намеревался расколотить градусник и плеваться во всех ядовитой ртутью. А то и придумать что-нибудь более ужасное. Терять ему теперь было нечего.
Но пока я наблюдал за ним, он не мог сделать ничего такого – исчез бы элемент внезапности. Не отрываясь, я битый час смотрел на него. В ответ он злобно пялился на меня. Только не отводить взгляд, говорил я себе. Только не отводить.
– Леша, – услышал вдруг я знакомый голос. – Леша, это я. Твоя мама. Я приехала.
– Привет, мама. Извини, у нас тут критическая ситуация, с этим подонком. Стоит мне отвернуться, так он своё отмочит.
Так что некоторое время я не мог посмотреть на маму, которую последний раз видел в прошлой жизни.
– Почему ты ненавидишь этого человека? Бог велел нам всегда прощать.
– Он женщину обидел. Валю Ковалеву.
– Конечно, это приятно, что ты вступился. Но, наверное, всё давно пора забыть?
Пришла медсестра и забрала у Испанского Художника градусник. Я посмотрел на мать.
– Ты перешла по льду Атлантический Океан, чтобы добраться сюда?
– Нам передали приглашение через местных горняков. И мы приехали с твоим отцом. Правда, он потерялся в городе, не смог распознать сигналы светофора.
– Ты неплохо выглядишь. Правда, тебя слегка подретушировали.
– И ты неплохо. Было непросто разыскать тебя. Но помогла твоя сестра, благодаря звонку от фиолетовой сотрудницы.
– А ты знаешь, кто там? – я показал на соседнюю палату.
– Там очень хороший человек.
– Ну, богатые все хорошие. Мы сами потом купим этот небоскрёб. И я перееду в отдельную палату.
– Надо радоваться, что всё обошлось. И прости этого человека, он ни в чём не виноват.
– Я подумаю.
– Сейчас мне пора идти. Но тебе будут подогревать сок в микроволновке, как ты просил.
– Спасибо. Пока.
У меня было странное ощущение, что я разговариваю с её фотографией, но виду я старался не показывать. Затем фотография пропала. Всё-таки это была какая-то часть реальности. Но я сказал:
– Слышал, что сказала мама? Придётся тебя простить. Так что вот, – я торжественно прощаю тебя.
Он ничего не отвечал на это, но, видимо, проникся моментом. Но почувствовали мы себя скучно. Долго скучать, тем не менее, нам не пришлось. Произошло нечто из ряда вон выходящее. Показался пациент из загадочной палаты.
Точнее, это был не пациент, а главный врач этого заведения. Это был полный солидный светловолосый мужчина, похожий на моржа.
Он оглядел нас и остановился около моей кровати.
– Так, кто это тут у нас?
– Это я Вас тут первый раз увидел! Я с Вами нигде грузди не кушал!
И я мысленно назвал его про себя «Груздев». Груздев оскорблённо посмотрел на меня и ничего не сказал. Удивительная Рысь, стоящая рядом, выглядела ошарашенной и шёпотом сказала:
– Это ведь наш начальник! Ты его, наверное, обидел!
Ну, если это начальник, подумал я, то тогда нам тут делать нечего. Отчего-то он произвел на меня несерьёзное впечатление. То ли дело была Росомаха, она же Удивительная Рысь.
Груздев удалился, и вскоре стало понятно, что в больнице происходит нечто экстраординарное. Забегали сестрички. В неурочный час пришла Инспектор Люся, чтобы разобрать свой аппарат. Выглядело это так, будто госпиталь расформировывают. И снова по моей вине!
Груздева не могли найти до наступления ночи. Страшная суета не прекращалась, все были напуганы. Только в двенадцатом часу появилась Росомаха и сказала: