Максим Лукич широко раскрыл глаза от удивления: вот так выстрелил адвокат-то… Ловко!.. Под конец прокурорской речи, утомленный предшествовавшим судоговорением, Максим Лукич страшно захотел спать и, чтобы привести себя в сознание, считал число окон в зале и число набившейся в зале публики. Это скромное занятие разгоняло дремоту. День уже клонился к вечеру, а прокурор ни за что не хотел сделать перерыва. Максим Лукич начинал испытывать голодную зевоту и не прочь был перекусить. Ловкий приступ адвоката встряхнул его.
Теперь Максим Лукич был уверен, что его оправдают. Конечно, оправдают, если судить на совесть. Присяжные-то заседатели все знают и могут понимать.
Речь адвоката так и лилась рекой. Он ловко подхватил несколько неудачных выражений из прокурорской речи, бойко очертил показания некоторых свидетелей и подробно остановился на самой сущности дела. Вот тебе и фитюлька: как ножом, так и режет. Дремавшие присяжные тоже встрепенулись и с удивлением смотрели на адвоката, что он скажет в пользу кругом виноватого человека. Среда, унаследованные привычки, местные нравы, уровень развития — так и сыпались с адвокатского языка, точно пошел дождь.
— Я охарактеризую подсудимого проще и понятнее, чем господин товарищ прокурора, — говорил защитник. — Это законный сын известного строя жизни, известной обстановки и унаследованных привычек — не больше того… Мы все рабы времени, в какое живем, и платим ему тяжелую дань. Если бы на подсудимого надеть мундир господина товарища прокурора, вооружить его уложением о наказаниях и поставить за прокурорский пюпитр, а господина товарища прокурора посадить на скамью подсудимых…
— Господин защитник, вы отклонились в сторону, — остановил адвоката председатель.
— Господа присяжные заседатели, я хотел сказать только то, что понять человека можно не иначе, — как поставив себя на его место, — ловко отпарировал удар г. защитник. — Пусть ваша совесть обвинит среду, обстановку, обстоятельства и привычки, которые подсудимого довели до настоящего положения, а люди — везде люди, и подсудимый не хуже вас с нами… На его месте мы, быть может, сделали бы еще больше зла!..
Эта горячая защита продолжалась битых часа два, так что адвокат начал хрипнуть и несколько раз вытирал вспотевшее лицо платком. «Вот именно…» — мысленно повторял за Ким Максим Лукич и смотрел на присяжных заседателей, стараясь прочитать на их лицах свой приговор. Что он им-то сделал?.. И стоит сказать всего два слова: «Нет, не виновен», а что касается «данных», — так уж бог с ними, с этими «данными». Главное, за пустяки судят.
Наконец адвокат кончил. После него говорил что-то товарищ прокурора, потом сделал свое резюме председатель, и наконец предоставлено было последнее слово подсудимому.
— Нет, не виновен… — упавшим голосом проговорил Максим Лукич, хотел еще сказать что-то, но горло точно сдавило что, и он только махнул рукой.
После получасового совещания присяжные заседатели вынесли свой вердикт, и старшина громко прочитал:
— Да, виновен…
Сначала Максим Лукич не понял смысла этих слов, а потом судорожно схватился за решетку и как-то грудью крикнул:
— Господа, да за что же?.. Уж если судить, так… Э, да что тут, впрочем, говорить!..
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые опубликован в газете «Русские ведомости», 1890, № 2, 3 января. При жизни писателя включался во все издания «Сибирских рассказов». Печатается по тексту: «Сибирские рассказы», М., 1902. Рукопись (с пометой «17 ноября 1889 г., Екатеринбург») хранится в Свердловском областном архиве.
Очерк отмечался критикой в числе лучших из «Сибирских рассказов» («Новости печати», 1895, № 2; «Русское богатство», 1898, № 5).
Стр. 118. Судили «по-новому» — то есть согласно правилам судопроизводства, установленным судебной реформой 1864 года.
Стр. 120. Шалыган — шалопай, бездельник.
1890