Вы захлопываете дверь со словами:
– Извиняюсь.
А она отзывается откуда-то из глубины:
– Не надо.
И по-прежнему не запирает дверь. Маленький значок по-прежнему гласит:
“Свободно”.
Получалось так, что я летал туда-обратно с Восточного побережья в Лос-Анджелес, пока ещё был в государственной программе подготовки врачей. Во время каникул между семестрами. Шесть раз я открывал дверь, а за ней оказывалась всё та же рыжеволосая любительница йоги, обнажённая снизу до пояса, подтянувшая и скрестившая ноги на сиденье унитаза, полирующая ногти фосфорной полоской коробка спичек, словно пытаясь высечь из себя огонь, одетая в одну только шёлковую блузку, узлом завязанную на груди, – и все шесть раз она смотрит вниз на розовую веснушчатую себя, обрамлённую оранжевым дорожным ковриком, потом её глаза цветом в точности как олово медленно поднимаются на меня, – и каждый раз она заявляет:
– Если не возражаешь, – говорит. – Здесь я.
Все шесть раз захлопываю дверь у неё под носом.
Всё, что могу придумать сказать в ответ:
– Ты что, английского не знаешь?
Все шесть раз.
Всё происходит меньше чем за минуту. На раздумья времени нет.
Но случается такое всё чаще и чаще.
В каком-то другом перелёте, может быть, на авиамаршруте между Лос-Анджелесом и Сиэтлом, вы откроете дверь, за которой окажется пляжный блондин, обхвативший парой загорелых рук большой фиолетовый поршень у себя между ног: мистер Клёвый отбрасывает с глаз спутанные волосы, направляет свой поршень, стиснутый и влажно блестящий внутри гладкой резинки, – направляет его прямо на тебя и предлагает:
– Эй, чувак, присоединяйся…
Доходит до того, что каждый раз ты идёшь в сортир, и маленький значок гласит “свободно”, – а внутри обязательно кто-то есть.
Ещё одна женщина, погружённая в себя по две костяшки.
Очередной мужчина, у которого между большим и указательным пальцем танцуют его четыре дюйма, навострившиеся и готовые выбросить маленьких белых солдатиков.
Начинаешь раздумывать – что они такое подразумевают под “свободно”.
Даже в пустом сортире тебя встречает запах спермицидного мыла. Бумажные салфетки постоянно израсходованы до единой. Замечаешь отпечаток босой ступни на зеркале в туалете, на высоте шесть футов от пола, у верхнего края зеркала, – маленький изогнутый отпечаток женской ступни, пять круглых пятнышек от её пальцев; и думаешь – что здесь случилось?
Как в случае закодированных публичных объявлений, вальса “Дунайские волны” и сестры Фламинго, недоумеваешь – что происходит?
Думаешь – почему не сообщили нам?
Примечаешь след помады на стене, почти возле пола, и можно только гадать, что здесь творилось. Тут же засохшие белые полоски с момента последнего спускания, когда чей-то поршень выбросил белых солдатиков на пластиковый простенок.
В некоторых рейсах стены окажутся всё ещё влажными наощупь, зеркало – запотевшим. Водосток раковины забит наглухо, засорён всеми оттенками коротких вьющихся волосин. На туалетной полочке, которая возле раковины, – ровная окружность от геля, контрацептивного геля и смазки, на том месте, куда кто-то клал противозачаточную диафрагму. В некоторых рейсах там две или три безупречные окружности разных радиусов.
Всё это внутренние обычаи длинных перелётов, через Тихий океан или через полюс. Прямые рейсы из Лос-Анджелеса в Париж. Или откуда угодно в Сидней.
В моём лос-анджелесском перелёте номер семь, рыженькая любительница йоги хватает свою юбку с пола и торопится выйти за мной наружу. Ещё застёгивая змейку сзади, преследует меня всю дорогу до моего сиденья и усаживается возле меня со словами:
– Если твоей целью было задеть мои чувства, то можешь давать уроки.
Причёска у неё – блестящая, в стиле мыльной оперы, а блузка её уже застёгнута спереди круто выгнутым изгибом со всеми делами, заколота большой драгоценной брошью.
Снова повторяешь:
– Извиняюсь.
Это по дороге на запад, где-то на северо-северо-западе от Атланты.
– Слушай, – объявляет она. – Я слишком много работаю, чтобы сносить такое дерьмо. Тебе ясно?
Говоришь:
– Простите.
– Я в пути три недели каждого месяца, – продолжает она. – Я плачу за дом, который никогда не вижу… За футбольный лагерь для моих детей… Одна только плата за папин дом престарелых – уже куча денег. Разве я хоть чего-то не заслуживаю? Выгляжу я нормально. Самое меньшее, что ты мог бы сделать – это не хлопать дверью у меня под носом.
На полном серьёзе, так и говорит.
Она склоняется, чтобы сунуть голову между мной и журналом, который я притворяюсь, что читаю.
– Только не делай вид, что не понял, – говорит. – Секс – ни для кого не тайна.
А я отзываюсь:
– Секс?
А она прикрывает рукой рот и усаживается обратно.
Говорит:
– О Боже, извини меня, пожалуйста. Мне просто казалось… – и тянется нажать кнопочку вызова стюардессы.
Мимо проходит человек из обслуживания, и рыженькая заказывает два двойных бурбона.
Говорю:
– Надеюсь, ты собираешься выпить оба сама.
А она отвечает:
– Вообще-то они оба для тебя.
Это и будет мой первый раз. Тот первый раз, с которым не сравнится никакой из последующих.
– Давай без ссор, – предлагает она, протягивая мне прохладную белую руку. – Я Трэйси.
В лучшем случае это могло бы происходить в “Локхид Три-Стар 500” с его прямой аллеей из пяти больших туалетов, вынесенных в заднюю часть салона туристского класса. Просторных. Звукоизолированных. У всех за спиной, так что не видно, кто входит и кто выходит.
По сравнению с этим нельзя не удивиться – какое животное проектировало “Боинг 747-400”, где в каждый туалет кроме сиденья будто ничего и не помещается. Для хоть какого-то нормального уединения придётся тащиться в туалеты позади кормового пассажирского салона. Забудьте про одиночные боковые кабинки нижнего уровня в бизнес-классе, если не хотите, чтобы все знали, что у вас там происходит.
Всё просто.
Если вы парень, то делается оно так: усаживаетесь в сортире, выставив наружу своего Дядюшку Чарли, ну, вы поняли, большого красного панду, и приводите его в стойку “смирно”, ну, ясно, полное вертикальное положение, а потом просто ждёте в своей маленькой пластиковой будке и надеетесь на лучшее.
Представьте, что это рыбалка.
Если вы католик, – здесь возникает такое же чувство, как когда сидишь на исповеди. Ожидание, облегчение, искупление.
Представьте, что это рыбалка типа “поймал-отпустил”. То, что некоторые называют “спортивная рыбная ловля”.
Другим способом делается всё так: просто открываете двери, пока не найдёте то, что понравится. Точно как на старых телеиграх, когда выбираешь любую дверь, а за ней приз, который можно забрать домой. Точно как девушка или тигр.
За некоторыми дверями окажется роскошная попка из первого класса, явившаяся на экскурсию в низшее общество, немного потусовать погрубее со вторым сортом. Меньше вероятность, что встретит кого-то знакомого. За другими дверями обнаружится какой-нибудь престарелый бычара, забросивший через плечо коричневый галстук, распёрший стены волосатыми коленями, ласкающий свою кожистую дохлую змею, и он скажет:
– Прости, друг, ничего личного.
В таких случаях вам будет настолько противно, что даже не сможете ответить:
– Да как же.
Или:
– Можешь даже не мечтать, друган.
Тем не менее, вероятность награды просто выше некуда, чтобы заставить и дальше толкать на удачу.
Тесное пространство, туалет, две сотни незнакомцев сидят всего в нескольких дюймах – восторг полнейший. Недостаток места для манёвров – его можно взять сверхгибкостью. Используйте воображение. Немного творчества и несколько простых упражнений на растяжку, и можно – тук-тук – стучаться в ворота рая. Вы поразитесь, насколько быстро летит время.