- Наповал, - рассказывал Диего, печально почесывая бровь. - Мой хозяин не успел даже охнуть, сеньора. Превратился в мешок с фаршем... а ведь собирался вечером гульнуть в трактире! Так и говорил: нынче вечером, Диего, мы с тобой погудим. А сеньор Аманесер копьем его - тресь! И все...
Одолев соперника, Аманесер приступил к инвентаризации его имущества. Оказалось, что инвентаризировать нечего: доспехи не заслуживают внимания, денег мало, а запас провизии давно нуждается в пополнении. Из всего, достойного быть принесенным к моим ногам, в распоряжении Аманесера оказались только мул и оруженосец.
- Ох и страшным мне показался ваш сеньор, - шепотом рассказывал Диего. - Я думал, он... ну прямо из преисподней, прости Господи, типун мне на язык. От его голоса у меня прямо... ну... не важно. Все внутри тряслось, вот. Он достал какие-то липучки и хотел уже ко мне прилаживать, но потом пожалел, видать. А дело было к ночи... место ровное... того и гляди, костлявый аббат какой-нибудь выскочит. Он огонь развел и рядом меч положил. Садись, говорит, не бойся. Я и сел. Он меня вяленым мясом угостил и стал рассказывать, донна Клара... о вас. Всю ночь - о вас. Какие у вас глаза. Какие волосы. Какие... ну... Я всю ночь, сеньора, был счастлив. Вот честно. Забыл про рыцаря своего неудачливого, про страх свой, про костлявого аббата. Все забыл. И я понял, донна Клара, я понял! Дон Аманесер - он непобедимый, сеньора, он против целого войска великанов может выходить, и... наповал! Наповал! - Диего размахивал воображаемым мечом, сосульки вьющихся темных волос мотались на светлом мальчишеском лбу. - Он всех там положит, потому что - во имя вас. Я теперь понимаю. Утром, когда он сказал: поедешь к донне Кларе, принесешь ей покорность, - я сказал: спасибо. Он, кажется, удивился.
Диего улыбался, смотрел без страха и даже без надлежащей робости. Нахальный сопляк; я видела, будто воочию, эту сцену: горящий костер... Аманесер... и как этот мальчишка его слушает. И как у них обоих горят глаза.
- Даже если бы он не велел мне и дороги не сказал, я все равно искал бы вас и в конце концов нашел. А что осталось после моего бедного господина не так много, так за это я к вам слугой наймусь, и без платы совсем, только кормите. Я все умею. Овец доить, масло сбивать, шкуры снимать, танцевать! Петь! Да на мне можно воду возить, только прикажите, я знаете, какой здоровый?!
Он перечислял свои таланты, заглядывая мне в лицо, будто пытаясь прочитать там подсказку. Будто сейчас я скажу: ну вот, в танцорах и водовозах мы нуждаемся больше всего.
Он замолчал, а я все еще улыбалась.
* * *
К чести Диего, он почти не попадался мне на глаза. Он делал все, что поручал ему дворецкий, скоблил и мыл, подавал и приносил - и при этом обожал меня издали, деликатно, не давая ни малейшего повода заподозрить его в назойливости.
А потом я нашла ему лучшее применение. Выдалась нелегкая ночь - моховые звезды, а потом еще какая-то новая дрянь, которой и названия, наверное, не придумали. Слава Богу, в нашей пушке был теперь аккумулятор от того мускулистого рыцаря, а то пришлось бы Аманесеру возвращаться на пепелище. И вот, когда я сидела на крыше с пушкой, трубкой и невеселыми думами, рядом появился Диего.
Этот парень был просто прирожденный канонир! Как-то само собой оказалось, что мне на дежурстве делать нечего - я могу идти отдыхать во внутреннем дворике, сидеть у огня или просто спать, пока Диего, верный мне, как собственное сердце, косит опасных гостей направо и налево. И затрачивает, между прочим, вдвое меньше энергии!
- Как тебе это удается? - спросила я утром, изучая отчет об энергозатратах, предоставленный пушкой. Диего скромно улыбнулся:
- Так ведь вашим именем, донна Клара. Разве нельзя?
* * *
Я сделала удивительное открытие - если прижать ладони к ушам, можно услышать далекий шум ветра... или моря? Диего, оказывается, видел море еще мальчишкой - помогал перегонять каких-то овец и случайно оказался в порту. Он не умел рассказывать - постоянно путался в словах и говорил не то, что надо, но я все равно сумела представить море - такое, как пустыня, до горизонта. И край его лохматится белым прибоем. А звук волн похож на тот, что слышится, если ладони прижать к ушам.
Он неплохо играл на гитаре. И время от времени говорил ни с того ни с сего что-то смешное, я долго не могла сообразить, как это у него получается. Знакомые слова в незнакомом сочетании - и ты уже покатываешься со смеху, сама не понимая, от чего. Поначалу я думала, это у него выходит случайно но нет, он нарочно веселил меня; бывали вечера, когда я всерьез умоляла его прекратить - у меня живот болел от смеха...
Сам он никогда не смеялся. Только улыбался краешками губ. Хитрый мальчишка.
* * *
Гость постучал в ворота за час до заката. Нельзя сказать, чтобы мне он очень понравился - долговязый, жилистый, с внимательным взглядом желтых совьих глаз, - но ведь не оставлять же человека на ночь без крова. Сожрут.
Его звали дон Сур, и был он, как выяснилось уже за ужином, странствующим рыцарем-магом Голос его звучал мягко и вплетался в мысли вне зависимости от того, говорил ли он о погоде, нахваливал жареного поросенка либо пересказывал последние сплетни. Во всей его манере говорить, дышать, смотреть было что-то притягательное - и вместе с тем отталкивающее. Удивительно противоречивый субъект.
Потрескивали цикады. Журчал фонтан. После ужина, как водится, мы с гостем перешли во внутренний дворик и, не сговариваясь, вытащили трубки. Полускрытый розовым кустом, сидел на ступеньках Диего, наигрывал на гитаре деликатно, не привлекая лишнего внимания, в согласии с цикадами, фонтаном и моими мыслями.
Выпуская колечки дыма, я потихоньку разглядывала гостя. Нескладен и тощ, не поднимет, вероятно, самого легкого копья, путешествует в одиночку, без оруженосцев и слуг... Странствующий рыцарь-маг. Что же, он поражает противника молнией?
- Какой у вас, сеньора, удивительный дом! Эта башня, такая высокая, что видно издалека. Мавританский стиль?