— Но он скажет, что я должен выполнить задачу во что бы ни стало.
— Ты скажешь «есть» и неспеша поедешь задерживать Потапову.
— И что?
— А то. Посмотри на часы, если «Белавиа» не подведет, она уже будет над Германией.
А в это время на первом этаже аэропорта Минск-2 каскадеры прощались с Еленой и Павлом.
Они стояли двумя группками. В одной из них Борода что-то говорил Павлу, а во второй Влад и Юрась отвлекали от черных мыслей Елену.
— Ты не передумал, — спросил Павла Борода, — может, останешься там насовсем.
— Нет, — ответил Павел, — мне кажется и мать, если бы ее продолжали снимать, не уехала бы в Париж.
— Мы бы все не уехали в. Париж, — ответил ему Борода, — если бы нас продолжали снимать.
— В какой Париж? — не понял Павел шутки Бороды.
— В тот самый, в тот самый…, где Влад работает электриком-униформистом в Гранд Опера, я — в автомастерской на Елисейских полях, а Юрась сшибает луидоры и пьянствует с клошарами в кафешках вдоль набережной Сены.
— А-а, — засмеялся Павел, вот вы о чем.
— Ну да, ты думал у меня крыша поехала?
А во второй группке шли разговоры иные.
— Лена, — сказал Влад, — как оригинально у тебя повязан платок.
— Последняя парижская мода, — ответила Елена, — что-то среднее между завязкой цыганской косынки и воротником мужской рубашки под названием собачье ухо.
— Ну и название, — вставил свои пять копеек в отвлечение Елены от дурных мыслей, Юрась, — легче научиться завязывать такой платок, чем запомнить, как он называется.
— Володя, — сказала Лена, — ты сыграл бы мне что-нибудь на прощание.
— Как скажешь, — ответил Влад и стал расчехлять гитару.
Увидев это, к ним подошли Борода и Павел.
— Ну, — сказал Борода, — «деньжат не густо отвалил».
— Нет, — не согласилась Елена, — что-нибудь лирическое из семидесятых.
Влад некоторое время подумал, а потом начал вступление гитарным перебором и первыми его словами были:
После первого куплета на них тут же обратили внимание и, когда Влад дошел до слов:
…появился наряд милиции. Но не обычный, а в камуфляжной форме, в черных беретах, с дубинками по бокам и наручниками сзади курток.
— Почему нарушаем? — спросил старший.
— Мы больше не будем, — детским голоском произнес Юрась, а Борода наступил ему на ногу.
— Конечно, не будете, — сказал жестко старший, посмотрев на Юрася и оценив степень опьянения последнего, — это вам не Париж. пакуем всех.
Влад укоризненно посмотрел на Юрася, а тот пожал плечами, мол, а чего я такого сказал?
Положение спас какой-то мужик в гражданском. Он подошел к старшему наряда, предъявил удостоверение и что-то произнес.
Старший приложил руку к берету и, повернувшись, покинул сценическую площадку.
Тут на радость всем объявили посадку, и провожающие и отлетающие двинулись к одному из пунктов досмотра.
— Слушай, — спросил Влад Бороду, — ты рядом стоял с ними, что он сказал этому в берете?
— Потом скажу, — ответил ему Борода, — а пока провожаем Лену.
— Счастливого пути, — произнес Влад.
— Мягкой посадки, — добавил Юрась, — и кивнул в сторону ушедших сотрудников, — не такой как у нас.
— Типун тебе на язык, — произнес Борода.
Елена и Павел скрылись за дверями накопителя, а каскадеры отошли в сторону от очереди пассажиров и сели на диванчики неподалеку от выхода.
Ходкевич в очередной раз звонил шефу якобы из телефона-автомата села, которое они проезжали.
— Ну, а я причем, — говорил он, — сначала ждали автозак, потом ехали, потом что-то случилось с машиной, потом с автозаком.
— А позвонить раньше ты не мог? — бесновался шеф, я бы выслал тебе другую машину.
— Не мог, я не олигарх какой-нибудь, мне на службе мобильных телефонов не дают.
— Вашу мать, — кричал шеф, — с завтрашнего для заведите пейджер.
— Есть шеф, — ответил Ходкевич, — заведу пейджер, а как им пользоваться?
— Ты что, Ходкевич, из себя и меня дурачков строишь, не трать время, езжай в аэропорт. Ставлю тебе еще одну задачу.