Впрочем, я свято верил в принципы Цахаля и всеобщую воинскую обязанность, так что настоял на своем: постоянную службу может нести очень ограниченное число самых способных воинов, но при случае необходимо, чтобы каждый мужик знал свое место в строю и владел боевыми приемами на базовом уровне. К тому же, чтобы отобрать воинов для бригады Голани, ну то есть самых способных, надо попробовать в деле всех. Ибирану согласился.
Только зря я рассчитывал на оперативность местного военкомата. Тем утром народ уже разбрелся по полевым работам, вечером многие слишком поздно пришли, на следующее утро не все правильно поняли задачу… В общем, на третий день удалось собрать более-менее всех мужчин с утра пораньше – их оказалось больше сотни. Правда, часть из них составляли старики и подростки, некоторые явно выглядели больными, и полдня ушло на банальный внешний осмотр. Заодно разобрались с вооружением: в наличии были два меча (третий, оказалось, давно продан), довольно ржавых и тупых, пять копий, да два деревянных щита, обшитых кожей. В общем-то, неплохо для простой деревни – видать, им действительно периодически приходилось разбираться с соседями и конкурентами.
Итак, на четвертый день в моем распоряжении были семьдесят восемь относительно здоровых и очень бестолковых мужчин призывного возраста. Каков этот возраст, сказать было трудно: младшим на вид было около восемнадцати, а вот старшим… в нашем мире эти мужички тянули бы лет на пятьдесят, но в этом мире им было, похоже, никак не больше сорока, а то и тридцати пяти. Старели тут рано.
Получилась, условно говоря, пехотная рота сокращенного состава. Весь этот день ушел на то, чтобы разбить народ на три взвода, а каждый взвод на три отделения, или десятка: этот обязательно хотел быть в одном отделении со своим двоюродным дядей, а тот ни за что не хотел быть вместе с соседом. Штука была еще и в том, что тренировать всех одновременно было бы просто невозможно, да и разрушительно для экономической жизни деревни, и каждый взвод должен был проходить боевую учебу по отдельности, в очередь с другими.
И это я уже не говорю о том, что элементарные представления о воинском строе, об исполнении команд и о субординации были им совершенно чужды. Передо мной была толпа джигитов со своими сложными внутриплеменными отношениями, каждого с каждым связывали многочисленные неформальные связи, а я был для них просто некоторым общим ресурсом, который должен был быть поделен в соответствие с этими связями и их минутными настроениями… кошмар полный.
В сборах и уговорах прошла неделя: прежде, чем переходить к приемам рукопашного боя, пришлось долго и подробно учить каждый из взводов строиться, узнавать своих командиров и все такое прочее. Школа молодого бойца в младшей группе детского сада, вот что это напоминало. К тому же утомленный дисциплиной народ начал разбегаться… и мне пришлось найти очень простой выход. К исходу седьмого дня я заявил, что назавтра день буду учить первый взвод отбивать удары копьем, но если какой десяток опоздает на построение или придет вдруг не в полном составе, будет немедленно распущен по домам, к женщинам. Это, надо сказать, подействовало.
В общем, идиотское это мое согласие стать местным военруком как-то совсем отвлекло меня от поисков Перехода, да, впрочем, я уже не особо и рассчитывал его найти. И Юлька там что-то такое затевала с местными девками, мне было просто не до того. Должен же я был подготовить свой первый юнит в этом мире, а не только артефакты собирать!
13
Эти мужики вечно ничего не понимают! Венька мог сколько угодно распинаться по поводу того, что мне, дескать, фотика жалко, что девчонки вечно из-за ерунды страдают… А все было гораздо проще и сложнее одновременно.
Нет, безусловно, фотика мне было чуточку жалко, все-таки сколько времени я на него деньги копила. Но убиваться из-за железки, пусть и фаршированной всякими электронными хитростями, в жизни бы не стала, если бы не одно но… Не так много у нас оставалось ниточек к нормальной прошлой жизни. Шмотки потихоньку приходили в негодность, и что у нас оставалось? Венькин нож, еще кое-какая железная дребедень и все… А у меня так и вовсе практически ничего, только сережки да простенькое серебряное колечко. И каждый предмет в такой ситуации становился не просто ножом, сережкой или флешкой, а памятью о доме.
И вот теперь с одной из таких нитей я должна была расстаться, причем добровольно. Поди объясни парню, что́ меня так расстроило. Ну да ладно, чего с них взять, одно слово – му-жи-ки…