Он уселся на софу, напротив рояля. Дона Оливия начала кричать.
— Что это там у вас?
— Ничего, капитан. Это больная сестра.
Некоторые кангасейро расселись на стульях в гостиной. Капитан заговорил:
— Полковник, итак, я уже сказал, что прибыл сюда договориться по-хорошему. Я не убиваю и не разоряю, как полицейские ищейки. Я только хочу, чтобы вы мне помогли. Я послал вам письмо с просьбой не трогать одного вашего арендатора. И вижу, что полковник прислушался к моим словам. Теперь вы можете забыть о Жозе Амаро. Того, кто заслуживает моего покровительства, я охраняю сам. Защищаю его острием кинжала и меткой пулей. К счастью, полковник это уже, видно, знает.
Сеу Лула слушал размеренную речь делового человека с черными усами и грубым лицом.
— Со мною пришли вот эти мальчики. Они ребята хорошие и никого не трогают. Сам я стреляю только в крайних случаях. Ведь враг есть враг.
Дона Амелия, бледная как полотно, спросила:
— Капитан, не желаете ли чего перекусить?
— Нет, благодарю вас, сеньора.
И, повернувшись к старику, добавил:
— Полковник, я знаю, что у вас много денег.
— У меня?
— Да, у вас, полковник, не надо скрывать.
— Капитан, в этом доме нет никаких богатств.
— А между тем, сеньора, мне известно, что есть. Я даже знаю, что у вас много золотых монет. Вот я и приехал получить их. Правда, у меня еще есть эти ребята, которые ждут вознаграждения.
— Капитан, у нас нет золота.
— Старик знает, где оно зарыто.
— Что?
— Как что?
Кангасейро рассмеялись.
— Старина, что вы на меня так уставились? Я пришел сюда договориться по-хорошему. Я человек воспитанный.
— Но, капитан…
— Сеньора, к пожилой женщине я всегда отношусь с уважением. Моя мать всегда мне говорила: «Относись с уважением к старым женщинам». Я разговариваю с полковником. А он будто и не слушает меня.
Сеу Лула с подавленным видом смотрел на капитана, как бы желая что-то сказать и не находя слов.
— Капитан, у меня ничего нет.
— А я знаю, что есть. В вашем доме есть золото. Мне совсем не хочется с вами ссориться. В Витории у одного хозяина энженьо тоже был клад, так мне пришлось применить силу. При первом же ударе кнута он, как миленький, все выложил.
— Капитан, я прошу вас ради пресвятой девы Марии, у нас нет золота.
— Сеньора, я уже сказал, что имею дело со стариком. Я никому не причиняю зла, но не люблю, чтобы меня обманывали.
— Что?
— Старина, не прикидывайтесь дурачком, со мной этот номер не пройдет. Я хочу получить золото.
— Капитан, я же сказала вам, что это наговоры.
— Сеньора, меня не так-то просто провести. Дона Инес, жена этого негодяя Кинки Наполеона, говорила то же самое, но я знал, что она меня обманывает. Из этого дома не выйду, пока не получу золота.
Старый Лула продолжал стоять неподвижно, безразличный к дерзким словам капитана. Дона Амелия ясно представила себе опасность, которой они подвергались. Ненем закрылась в спальне, дона Оливия кричала, обращаясь к старому Томасу:
— Иди к черту, старик!
Тогда капитан сказал:
— Ребята, в этом доме есть клад! Придется немного поработать! Годой, займись-ка хозяином!
Дона Амелия бросилась в ноги капитану:
— Ради пресвятой богородицы, не делайте этого.
— Забери старика, Годой.
Они схватили сеу Лулу. Старик задрожал, глаза его остекленели, и он, рухнув на пол, забился в судорогах. Кангасейро, столпившись вокруг, смотрели на припадок. Дона Амелия обняла мужа. Приступ не проходил. Кангасейро с мрачными лицами продолжали глядеть. Наконец капитан приказал:
— Ну-ка, давайте перероем здесь все.
Лежа на софе, хозяин энженьо тяжело дышал. Жена плакала возле него. Когда кабры перевернули в комнате все, что было возможно, с улицы послышался крик. Вошел капитан Виторино в сопровождении одного кангасейро.
— Капитан, этот старик требует пропустить его к вам, хочет что-то сказать.
— Кто вы такой, старина?
— Виторино Карнейро да Кунья, к вашим услугам.
— Что же вы от меня хотите?
— Чтобы вы уважали порядочных людей.
— Я здесь не для того, чтобы выслушивать всякий вздор и пустую болтовню.
— Я всегда говорю правду, капитан Виторино Карнейро да Кунья никого не боится. То же самое я сказал в лицо лейтенанту Маурисио.
— Что нужно этому дьяволу?
— У меня есть имя, капитан, меня крестили.
— Довольно бабьей болтовни!
— Я говорю как мужчина. То, что вы делаете с полковником Лулой де Оланда, — безобразие!
— Заткнись, старик!