— Бог внемлет вашим мольбам, мастер Жозе. Мой поводырь ни в чем не виноват. А мальчишку выдрали. Бог должен помочь всем, сеу мастер. Долгих лет жизни капитану Силвино, пусть он мстит за нас, бедняков.
Пассариньо проснулся.
— Мастер! — закричал он, вскакивая.
Глаза у него были вытаращены, точно у безумца.
— Мастер!
Сообразив, где находится, он как-то сразу сник.
— Мне приснился сон.
Утром лейтенант пришел допрашивать арестованных. Поселок только и говорил что о новых арестах. Капитан Виторино, который уехал в Энженьо-Вельо, вернулся, взволнованный полученным известием. В лапы лейтенанта попал его кум Жозе Амаро, крестный его сына. В магазине командора собрались сильные мира сего. Из столицы пришло распоряжение, чтобы лейтенант взял на себя защиту полковника Лулы. Мастер Жозе Амаро, живший в его имении, не повиновался хозяину энженьо, вероятно рассчитывая на покровительство кангасейро. Лейтенант перевел заключенных в камеры, окна которых смотрели на высокую кладбищенскую стену. В народе поговаривали, что мастер Жозе Амаро связан с капитаном.
Виторино развил бешеную деятельность. Он уже побывал на станции, но начальник сказал ему, что лейтенант запретил передавать какие-либо телеграммы в столицу. Он стал протестовать, хотел записать имена свидетелей, которые слышали это заявление начальника, но никто не захотел впутываться в такое дело.
— Стадо баранов! В этом краю нет ни одного порядочного человека.
У дома доктора Самуэла он встретил свою жену.
— Виторино, кума Синья у нас дома. А я пришла сюда попросить доктора помочь куму Жозе Амаро. Он ни в чем не виноват.
— Жена, тебя это не касается. Это мужское дело. Я сам поговорю с лейтенантом.
На улице он принялся громко разглагольствовать. Доктор Самуэл вышел из дома и просил его быть осторожнее.
— Это противозаконно, нам нечего бояться! На нашей стороне правосудие.
— Так-то оно так, Виторино, но этот лейтенант дерзок.
— Со мной ему не справиться!
Мимо них прошли полицейские — на шее платки, в сандалиях, с кинжалами за поясом, совсем как кангасейро. Крики Пассариньо вызывали у жителей поселка ужас.
— Это же черт знает что такое! — воскликнул судья.
И направился в дом префекта. Виторино увязался за ним.
— Командор, вы должны призвать к порядку лейтенанта! Надо положить конец этим безобразиям!
— Доктор, у него приказ президента. Я это знаю, ведь на мой дом был совершен налет кангасейро.
Виторино, стоявший у парадной двери, крикнул:
— Жаль, что Антонио Силвино не поджег это дерьмо! Доктор Самуэл, я потребую Habeas corpus. Мне нечего бояться!
Полицейские, сидевшие под тамариндом, громко расхохотались.
— Вот смельчак, — сказал один из них. — Лейтенант уже надавал ему оплеух, а ему хоть бы хны.
Крики, доносившиеся из здания тюрьмы, сливались в один хриплый стон.
— Они убьют старика.
— А кто ему велел помогать кангасейро?
Виторино не успокоился. Он дождался, когда судья выйдет из дома префекта, и пошел проводить его. Придется принимать срочные меры. Он, Виторино Карнейро да Кунья, не может молчать.
— Доктор, помогите мне составить ходатайство. Надо действовать!
Сидя в кабинете судьи, капитан Виторино медленно, останавливаясь время от времени, будто солдат в дальнем походе, писал своим корявым почерком ходатайство с требованием немедленного освобождения несчастного кума, слепца и негра.
VI
Арестованных выпустили из тюрьмы, но передали дело в суд. Их доставили в зал заседаний под конвоем.
Виторино сопровождал подсудимых, шагая посредине улицы. Зал заполнили жители поселка. Судья, восседая в кресле с высокой спинкой, слушал показания свидетелей, в то время как писарь Серафим записывал то, что говорили арестованные. Распухшее лицо, отросшая борода, желтые глаза мастера Жозе Амаро производили отталкивающее впечатление. На вопросы судьи старик отвечал с поразительной твердостью. По его хриплому, как у больного чахоткой, голосу, по глазам, устремленным в одну точку, было видно, что он едва сдерживает ярость. Мастер приписывал свой арест доносу негра Флорипеса из Санта-Фе, который не мог простить ему своей ссоры с хозяином энженьо и втравил его теперь в эту историю.
— Сеу доктор, мне ничего не надо. Я уже стою одной ногой в могиле. Но зачем заставлять страдать этих людей?
Из слепых глаз Торкуато, сидевшего рядом с мастером, катились слезы. Багровые полосы от кнута на лице негра Пассариньо кровоточили. Виторино молча стоял рядом с арестованными. Все в зале смотрели на него. Это был большой день в его жизни. Он защищал своих людей. Должна же восторжествовать справедливость. Когда судья зачитал прошение о предоставлении арестованным свободы, он взглянул на сидящих в зале. Пусть все знают, что он не какой-нибудь там болтун. На сей раз лейтенант Маурисио будет иметь дело с настоящим мужчиной. Мастер Жозе Амаро оцепенел. Он сидел, точно изваяние. Говорил спокойно, деревянным голосом. Слепой Торкуато своим рассказом вызвал слезы у пономаря Поликарпо. Спокойно, как только он один умел, Торкуато говорил о тех избиениях, которым подвергся. Он был бедным человеком, жившим милостью добрых христиан. И вот ни за что ни про что его избили. Что мог сделать он, несчастный слепой, против сильных мира сего? Пассариньо едва шевелил губами. Он был избит больше всех. Грязные лохмотья покрывали кровоточащую спину негра. Лейтенант Маурисио срочно уехал в Итабайану. Командовать отрядом остался сержант Зезиньо. Увидев его в зале, судья потребовал, чтобы он удалился. Он не хотел, чтобы тот своим присутствием оказывал хоть какое-нибудь давление на ход судебного разбирательства.