— Мало ли что! Глупые люди!
И слезы потекли из глаз старой Синьи. Она хотела сдержаться, но не могла. Приглушенное рыдание раздалось в тишине дома. Кума молчала. Она давала ей выплакаться.
— Кума Адриана, мать всегда страдает за свое дитя. Но те ли это страдания? Вы только взгляните, кума, на бедную Марту. Ведь она убивается от тоски и отчаяния. Видно, это кара божья. Да еще история с Зекой. Вы слышали, кума, что говорят люди? Я даже стыжусь выйти из дому. На днях у реки одна девчонка из Риашана, не зная, что я его жена, такое мне наговорила…
— Обойдется, кума, придет день, выздоровеет Марта, и у кума не будет никаких хворостей.
В дверь просунул голову Жозе Пассариньо.
— Вам что-нибудь нужно, сеу Жозе?
— Нет, ничего, дона Синья. Я только хотел узнать, как здоровье мастера.
— Слава богу, лучше.
— Дона Синья, я снес Алипио и муку и мясо. Он уже знает о болезни Жозе Амаро. Завтра хочет зайти к вам. Как там мастер, еще не говорит?
— Входите, сеу Жозе, загляните к нему.
Когда Пассариньо прошел в комнату Жозе Амаро, дона Синья продолжала:
— И поговорить не с кем. У меня здесь нет ни одного близкого человека, ни у кого не найдешь утешения.
В комнате потихоньку стонала Марта.
— Вот, слышите? И так весь день. Я уже подумывала отвести ее к Донате, — может, та прочтет над ней молитву. Хотя я не очень-то в это верю. Да и стоит ли обращаться к этим людям?
— Верно, кума. Я тоже одна. Каждый из нас несет свой крест. Мой крест — Виторино. Он как Вечный жид — без конца шляется по свету, то с одним поговорит, то с другим.
Они замолчали. До них доносились обрывки разговора, который вели вполголоса мастер и Жозе Пассариньо.
— Кума, я хочу сказать вам одну вещь.
Дона Синья говорила дрожащим голосом, лицо ее было испуганным.
— Кума, я боюсь Зеку.
И она, замолчав, уставилась в пол, точно устыдившись своих слов. Затем повторила, как бы оправдываясь:
— Я боюсь его.
Дона Адриана подошла к подруге, желая утешить ее, подбодрить, дать выговориться.
— Чего же вы боитесь, кума?
— Не знаю, как вам сказать. Но я чувствую, что Зека не такой, как другие.
— Не говорите так, кума Синья, не говорите так.
— Я говорю потому, что мне надо освободиться от этого страха. Я сама хочу от этого отделаться, раз и навсегда. Вы знаете, как мне тяжко. Из-за девочки, из-за мужа.
И она снова заплакала. Дона Адриана не знала, как ее утешить. Да и что она могла сказать своей подруге, крестной ее сына Луиса, которую она уважала больше всех, этой доброй женщине с мягким характером и отзывчивым сердцем.
— Кума, это у вас просто от нервов, все это вы вбили себе в голову.
Но слова ее не убеждали. Это были просто слова утешения.
— Зека где-то бродит по ночам. Видели бы вы, каким он возвращается с этих прогулок. Точно сам дьявол вселяется в него. Он ворочается в гамаке, сам с собой разговаривает, покрикивает во сне. Раньше он был другим, кума. А днем орет на нас как помешанный. Поносит дочь, бранит меня. Он стал совсем, совсем другим.
— Ну что вы, кума, Жозе Амаро всегда был таким. Просто с возрастом он стал упрямее. Вы преувеличиваете.
— Хорошо, если так. А однажды он так уставился на меня, что я испугалась и убежала. Ну, дьявол — и все! К счастью, Марта ничего не заметила.
Пассариньо вышел от мастера и сказал старой Синье, что тот хочет дать ей кое-какое поручение. Синья пошла узнать, что ему нужно.
— Послушай, Синья, завтра сюда придет Алипио с новым заказом от капитана. Если я к тому времени смогу подняться, то схожу сам к Салу, а если нет — пойдешь ты.
Жена молча выслушала его. Голос мужа показался ей громче, а лицо добрее.
— Пассариньо предупредил меня, что Алипио опасается доноса. Он подозревает Лаурентино. Я так и думал, но этой собаке меня не обмануть. Капитан им займется.
Мастер как-то сразу преобразился. Дело воодушевляло его. Он сел в гамаке.
— Руки еще не совсем слушаются. Но завтра я все же встану.
Старая Синья по-прежнему молча слушала.
— Кума еще здесь? Не говори ей ничего об этом. А знаешь, мне даже поесть захотелось.
— Принести кусок пирога и кофе?
— Принеси.
Когда Синья вернулась к куме, та разговаривала с Мартой. Матери бросилось в глаза, что девушка выглядит как-то необычно.
— Марта показывает мне вышивки, которые она делает для доны Ненем. Чудесно!
— Да что вы, дона Адриана!
И Марта рассмеялась. Мать сияла от радости. Она уже несколько дней не слышала ее голоса, не слышала, чтобы дочь разговаривала нормально, как все люди. И ей захотелось ее приласкать. Она подошла, погладила девушку по затянутым в пучок волосам. Марта отпрянула и зло взглянула на мать. Потом взяла вышивку и ушла к себе. Старая Синья посмотрела на подругу и горестно опустила голову.