Но вот как-то вечером, когда все уже разошлись по своим комнатам после молитв, полагающихся в святую среду, во дворе послышался шум. Разговаривали какие-то люди. И каково же было изумление доны Амелии, когда она услышала насмешливый возглас:
— Хватай старуху, пили ее!
Лула, желая узнать, в чем дело, бросился к двери. Она услышала, как пилят дерево и кричат:
— Пили старуху, пильщик!
Такой подлости она не ожидала. Так вот для чего пришла сюда эта чернь из Пилара. Разъяренный Лула с карабином в руках распахнул дверь и выскочил на веранду, как в ту ночь, когда пристрелил лошадь. Но насмешников и след простыл — все убежали. Луна освещала двор, сахарный завод, душистые кажазейры. Ночь была прекрасной: небо ясное, как в летнее время. Стояли холода, и Лула в длинной ночной рубахе показался ей совсем несчастным. Ей стало жаль мужа, который с ружьем в руке выскочил на крыльцо. При свете луны он казался белее полотна, беспомощный, с остановившимся взором. Она почувствовала, что сейчас ему станет плохо, свидетельницей этого ей уже не раз приходилось бывать. Лула упал навзничь: при падении карабин выстрелил. Выстрел прогрохотал, подобно грому. Муж корчился в припадке. Надо было срочно принимать меры. Ненем спряталась в угол и рыдала, захлебываясь от слез. Амелии пришлось самой пойти на кухню и согреть воды для грелки. В ту ночь кухарка и кормилица отправились к кучеру Макарио, у которого умирала жена. Лула вскоре пришел в себя, и она впервые в жизни увидела на его глазах слезы. Амелия тоже расплакалась. Она слышала, как ее дочь рыдала в своей комнате, видела слезы на глазах Лулы, которого снова оскорбили.
— Амелия, спаситель наш страдал не меньше. Завтра он будет распят на кресте, завтра его сердце проткнут копьем, завтра он, Амелия, умрет ради спасения всего мира.
Голос Лулы был так слаб, что она едва разбирала слова, мешавшиеся на его устах с тошнотворной пеной. Затем она пошла в комнату Ненем, чтобы попытаться ее утешить. Она лежала, укрывшись с головой, и дрожала. Амелия решила, что у нее такой же припадок, как у Лулы. Подошла к дочери и погладила ее по голове. Ненем сказала:
— Мама, оставьте меня. Я хочу побыть одна.
Амелия не могла понять, что же с ней.
— Что с тобой, девочка?
— Ничего, мама, я хочу побыть одна.
В одной комнате лежал больной муж, в другой — дочь, которая с ней не хотела разговаривать. А на улице стояла прекрасная ночь и все тонуло в лунном свете. В дверь постучали, и она пошла открыть. Это был негр Макарио. Он услышал выстрел, но прибежал не сразу, потому что жена в эту минуту отдала богу душу. Негр горько плакал. Дона Амелия рассказала ему о дерзости кабр, которые остановились во дворе, чтобы «распилить старуху». Макарио сразу перестал плакать.
— Во дворе энженьо, дона Амелия?
— Когда Лула открыл дверь, они уже убежали. С ним случился припадок, он упал, а карабин выстрелил.
— Дона Амелия, за такое безобразие и в самом деле надо стрелять. Жоакина услышала выстрел и сказала: «Макарио, это что — ночь святого Жоана? Я слышала выстрел хлопушки». Это были ее последние слова, хозяйка! И она умерла.
И тут он снова заплакал. Дона Амелия пошла в дом и вернулась с куском мадаполама.
— Возьми это на саван Жоакине. И вот эти туфли тоже. Я их ни разу не надевала, они просто потемнели от времени.
Запели петухи, колокольчик, привязанный к шее быка, звенел на скотном дворе. Негр ушел, а дона Амелия осталась полюбоваться ночью. Тоскливое пение и стенания по усопшей доносились со стороны дома Макарио. Там оплакивали покойницу. Душу Жоакины оплакивали в эту лунную ночь с таким усердием, точно хотели тронуть сердце бога. Дона Амелия закрыла дверь кухни. У нее в доме было еще страшнее. Никакой плач не смог бы смягчить мук, которыми были полны сердца ее близких. Она увидела пробивавшийся из молельни луч мертвенного света от масляной лампады. И упала на колени — она страдала больше, чем Лула, а на душе у нее было тяжелее, чем у Ненем.
Часть третья
КАПИТАН ВИТОРИНО
I
Однажды темной ночью Антонио Силвино совершил нападение на Пилар. Ему не было оказано никакого сопротивления. Тюремная стража разбежалась при первых же выстрелах, да и полицейские удрали в лес при вести о нападении. Кангасейро освободили арестованных, перерезали телеграфные провода на железной дороге и направились к дому префекта Кинки Наполеона, чтобы его ограбить. Наполеона в Пиларе не оказалось. Но его жена, дона Инес, держалась с поразительным мужеством. Капитан Антонио Силвино потребовал ключи от несгораемого шкафа, однако она не растерялась и хладнокровно заявила, что ключи муж всегда носит при себе. Капитан пригрозил поджечь здание, но дона Инес отнеслась к его словам спокойно. Это была маленькая, седая женщина с живыми глазами. Пусть он поступает, как ему угодно. И уселась в гостиной, молча наблюдая, как бандиты хозяйничали в ее комнатах, вспарывали матрасы в поисках денег. Нашли только два ящика, наполненные мелкими монетами — крузадо и тостанами. Несгораемый шкаф приводил Антонио Силвино в бешенство. Он пригрозил женщине, что велит выпороть ее, но она продолжала держаться все так же спокойно и только сказала, что ничего не может сделать. Она слабая, беззащитная. Люди стояли в дверях, ожидая развития событий. Особняк префекта был освещен, как в праздничный вечер. Антонио Силвино спустился в магазин и, распахнув двери, пригласил народ войти. Он раздаст бедным все, что принадлежит командору. Вот это удача! Рулоны материи, катушки ниток, шляпы, куски мяса, мешки с мукой, бидоны с керосином, лампы — всё расхватают в мгновение ока. Капитан вышел на веранду и крикнул: