Мастер слушал Пассариньо и утешался, думая об этой грустной истории. Сердце его постепенно смягчалось. На карнизе распевала канарейка. Птицы на питомбейре славили прекрасный день. А он вот должен покинуть свой дом. Все, что принадлежало ему, станет собственностью другого. Он снова вспомнил о Флорипесе, вспомнил, как старый Лула накричал на него. На старика Амаро не сердился. Перед ним всплыло лицо доны Амелии, и ему стало неловко. Эту женщину он всегда считал святой, заслуживающей всяческого уважения. Он видел, с каким ужасом дона Амелия посмотрела на него. Неужели и она верит в глупую выдумку людей? Оборотень!.. Мастер встал и пошел за зеркалом, хранившимся в чемодане. Взглянул на себя, на свое опухшее, воспаленное лицо, желтые глаза, седую бороду, — и ему стало жалко себя. Он уже стоял одной ногой в могиле, смерть караулила его. При мысли о ней ненависть к негру вспыхнула с новой силой. Он должен его убить, отомстить за все. С того самого дня, когда с ним случился обморок, у него постоянно стоял звон в ушах. Скоро он умрет. Да и зачем ему такая жизнь? Он еще раз взглянул на себя в зеркало и вдруг услышал за спиной голос Пассариньо:
— Разглядываете себя, мастер?
— Да нет, сеу Жозе, любуюсь на эту чертову занозу, которая впилась мне в лицо.
— Вы с этим не шутите, мастер, как бы не нарвало. Завтрак на столе.
В полдень явился капитан Виторино. Он приехал на старой ослице. На голове у него была шляпа из белой соломки, на лацкане пиджака красовалась желто-зеленая ленточка. Мастер Жозе Амаро сидел под навесом. Увидев кума, он очень обрадовался. Теперь посещения Виторино были ему приятны. После того как тот отвез дочь мастера в Ресифе, да еще по доброй воле, этот человек перестал быть в его глазах несчастным дурачком. Виторино спешился, чтобы поговорить о нападении на Пилар. Он терпеть не мог Кинку Наполеона, считал, что эта скотина обкрадывает народ, но и не одобрял поступка капитана Силвино в доме доны Инес.
— Кум, такая женщина, как дона Инес, заслуживает уважения.
— А разве капитан был с ней груб?
— Я там не был. Но мне передавали, что он наставил на нее ружье и потребовал ключи от сейфа. Но та их так и не отдала. Жозе Медейрос, хоть и мужчина, а чуть не спятил от страха, когда к нему вошел кангасейро. Говорят, этот негодяй ревел, как сосунок, которого оторвали от матери. Теперь-то, когда он почувствовал силу полиции, он расхрабрился и черт знает что творит с людьми.
Послышался голос Пассариньо, который пел на кухне.
— Этот негр здесь живет?
— Да, а то одному мне тоскливо.
— Неужели, кум, вы можете жить с негром под одной крышей?
— Бедняга мне во многом помогает. Синья ведь уехала; если бы не он, уж и не знаю, что было бы со мной.
— Кум, не мое дело, конечно, вмешиваться, но женщину надо держать в ежовых рукавицах. Со мной, например, шутки плохи. Моя жена это хорошо поняла.
— А по мне, главное — терпение и спокойствие.
— Какое там спокойствие! С ними надо построже.
Из дома вышел Жозе Пассариньо. Увидев капитана, он поклонился.
— Добрый день, капитан.
Виторино едва ответил на его приветствие, будто делая великое одолжение. Негр, не обратив на это внимания, попросил:
— Капитан, не найдется ли у вас сигареты для негра?
— Я не обязан носить сигареты для всяких бродяг.
— Мне хотя бы одну сигаретку, капитан.
Тогда Виторино полез в карман и, достав сигареты, сказал:
— Вот, возьми, это мне дал сын Анизио Боржеса, который приехал из Баии, где он учился; это тамошний табак, очень слабый.
И он протянул Пассариньо почти целую пачку.
— Капитан, вас послал мне сам бог.
И ушел, потихоньку напевая: