— О! Очнулся! Здоров спать, бродяга. Мы уж думали, окочуришься напрочь.
— Нормально, сон в таком положении лучшая помощь для нутра и башки. — Раздалось откуда-то.
— Ага, лучшая. А на него бы подумали, что дохлый и сутки без воды. Мне такой радости не надо! — Пробубнил кто-то совсем близко. — Вы воду ему давали?
— Давали. Пил, не просыпаясь. Нассал под себя даже.
— Это хорошо, значит всё у него там работает, внутри. И правда выживет теперь. Чудак, жрать будешь?
— Куда ему, жрать! Лучше давай снова его долю разделим.
— Нет уж, негоже у живого пайку отбирать. Чай не злыдни какие. — А вот этого говорящего я не только видел, но и слышал. Он сидел напротив меня. — Жрать будешь?
Киваю, вдруг смогу. И тут же понимаю, не просто смогу, а прямо быка бы сожрал. Кручу головой, быка в загончике нет. А те, кто есть, аппетита не вызывают.
— Буду, — выталкиваю я сквозь губы.
— Смотри, заговорил! Ну теперь точно без воды не останемся.
Хорошие тут надсмотрщики, умеют мотивировать контингент. Вона, даже меня отпоили, вместо того, чтоб удавить по-тихому и обглодать.
— Спасибо, братцы, — шепчу, — это вам отзовётся скоро. Будет на нашей улице праздник.
— Ха-ха! Да ты городской, раз про улицы вспомнил. Из какой конторы будешь? То есть был? За кого нанимался?
— Тетерев, хорош вызнавать, чай не дознаватель королевский. Вишь, у него сил только пожевать и снова обрубится. Пусть силы копит. А то вдруг вправду чем полезен окажется.
— Да чем он поможет? Голь перекатная, даже на шее ничего не болталось, не говоря про гашник.
— Не скажи, — Возразил тот, кого звали Тетеревом, — руки глянь какие, явно человек хлеб не в поле добывал и не мечом. Это руки щипача, взломщика или писаря. Короче, грамотный человек. Так ведь?
— Грамотный, это верно. И взломщик, тоже верно, — говорю я, проглотив какую-то кашу-размазню из глиняной плошки.
А потом засыпаю, как это принято у меня в таких случаях. Как тут не заснуть, когда покачивает, как на волнах, в желудке какая-то еда, а еще можно лежать.
А вот следующее пробуждение было не настолько приятным. Хотя интерьер был тот же, окружение тем же, а вот впечатления уже другие. И вонь, и мрак, и сырость — короче говоря, как в корабельном трюме. Ни удобств, ни кондиционера, ни прочих радостей господских покоев.
— Братцы, давно плывём?
— Четвертый день уже. А что, опаздываешь куда?
— Да очень похоже, что снова в гости к смерти опоздал.
— К ней спешил? Тогда всё в порядке, туда и плывём. Ты не спеши, босяк, пока дошкандыбаем, пока познакомишься с костлявой, роман закрутите, а там и подженишься на ней. Я Вольх, а тебя как кликать?
— Жорж Милославский.
— Тю! Благородного только из себя не строй, всё одно не проканает. Вместе со всеми на планитациях загнешься. Разве что обиднее будет, если в самом деле из бастардов. А тем паче, если последыш баронский.
— Ты у кого в найме был перед последним боем? — Снова с вопросами мутный какой-то типок лезет.
— Не помню. Вот ту помню, а там не помню.
— А что помнишь?
— Что вон тот зовется Тетерев, а ты птица подозрительная. Братцы, в нашей клетка кто тюремщикам стучит?
— Да вроде никто, — подключился Тетерев, — А ты что, в самом деле из подкрученых? Чем промышлял до найма?
— Вот вы пристали! — Я оглядел в дневном свете, льющемся сверху через решетку, своих товарищей по несчастью. На вояк они не походили. — С чего вы вообще решили, что я с найма?
— Так тебя выкупили у тех шакалов, которые после морского боя недобитков собирали. А как мы услыхали, ваши наёмники в том разе с мерсальцами схлестнулись.
— И как, кто победил?
— Точно не придуривает! Не помнит! Волки эти мерсальские взяли сотней лодок на абордаж все четыре каравеллы ваши, кого порезали, кого живьём в море выкинули как тебя, и ходу до дому! Кто потонул, кто к берегу выгреб, а самых невезучих потом со скал безымянных контрабандисты сняли да в рабство и продали. Друг твой рассказал, пока не помер.
— Мой друг?
— Да можа ты и не знал его. Из вашей конторы был несчастный. Или счастливчик, как посмотреть. Он уже отмучился, а тебе вместе с нами с Костлявой на плантациях гнить постепенно.
— Тетерев, чего ты заладил «Костлявая, помрем»! Хочешь сразу помереть, так удавись на штанине, нам воды больше достанется!
— Нет, я тоже подёргаюсь. Не сбегу, так в надсмотрщики выбьюсь. Должен кто-то вас стеречь на островах. Почему не я?
— Это верно, свой человек в чужом отряде куда как хорошее дело! Будешь нас по знакомству сечь без остервенения, да, Тетерев? — Подначиваю его.