А наутро Тотмий ушел оттуда, и никто не вышел его провожать. Но он-то знал, что Ну-от-хаби и Хануахет в этот час видят его не глазами, а сердцем. И они вечно будут с ним, как бы далеко от них он ни находился. Быть может, именно поэтому Тотмий не ощущал себя одиноким, даже когда пещера осталась далеко позади, и ее уже нельзя было увидеть среди тумана и гор, загораживающих обзор одинокому путешественнику, двигающемуся с востока на запад.
Египет. Ахетатон.
Опустевший город, названный когда-то «Горизонтом Атона», был неузнаваем и страшен.
Группа всадников, в сопровождении которых ехал Халосет, следовала по развалинам недавно цветущей и прекрасной столицы Египта. Скульптор был потрясен зрелищем останков когда-то великолепных построек. Вот – расположенный под прямым углом к руслу Хапи – «Дом Атона». Он состоял из открытых дворов со множеством алтарей. Сейчас всё, что можно было уничтожить, лежало в руинах, а огромную площадь, которую занимала постройка, превратили в величайшую свалку. Дворец Эхнатона, располагавшийся неподалеку, стоял среди вырубленного до основания сада и тщательно засыпанных песком бассейнов. Статуи фараона, находившиеся перед дворцом, были разбиты, а их куски валялись возле фасада царской резиденции. Процессия двинулась в рабочие районы. Халосет видел, что было сделано всё, чтобы превратить город Атона в пустыню. Жить здесь запрещалось под страхом смерти, да и без того кому была бы охота селиться на месте, проклятом Амоном? Халосет с трудом узнавал хорошо знакомые ему когда-то постройки и улицы. Вот гостиница, вот зерносклад, а здесь были торговые ряды иноземцев-купцов. И перед его памятью вставали картины иные, когда город был во всем великолепии, и люди в нем знали, что такое счастье. Теперь он понимал глубину пророчества Маабитури. Он понимал, почему после своих видений ее долго сотрясало в рыданиях: она прозревала сквозь время…
Здесь нету никого,
Ландшафт пустыни всё затмил,
Нет жизни на земле в час зноя.
Где тот, кто в земли мертвые
Звезду с небес спустил?
И с неба жизнь пришла
В долину зноя…
Здесь множество домов
По вечерам в огнях.
Увидишь алтари,
Горящие в лучах.
С окрестных диких скал
Под шум песчаных дюн
Пленяет облик твой,
Ахетатон ночной!
Кто видел в свете дня
Твоих дворцов фасады,
Тот восхищен, как я…
Но канул час услады,
Ушел создатель твой.
Десницами убийц
Поруган твой покой.
Века спустились в тень.
Твой прежний блеск в былом.
Но не забыть тебя,
Ахетатон, мой дом.
Они проехали квартал рыбаков, а через некоторое время остановились напротив останков стекольной мастерской, примыкавшей одной стороной к мастерской скульптора Тутмеса.
– Это здесь? – спросил Халосета один из воинов, их начальник.
Тот не ответил.
– Слезай. Фараон велел привезти ему скульптуры Тутмеса, которые остались в его мастерской.
Халосет спустился с коня и подошел к дверям полуразрушенного помещения, когда-то сложенного из сырца. Попасть внутрь не было никакой возможности, вход завалило обрушившейся крышей и засыпало песком.
– Слезайте, – велел воин своим подчиненным. – Надо разобрать проход, чтобы он мог войти.
Воинов было восемь человек. Работая руками и мечами, они быстро очистили дверь, но когда можно было входить, дверь сама упала внутрь помещения, поднимая столб пыли. Воины выругались, отряхивая руки и одежду, и подпихнули Халосета к дверному проему.
Ваятель в сопровождении своих стражей ступил в мастерскую Тутмеса. Ничего тут уже не было: разбитые полки и куча обломков, оставшихся от скульптур.
– Наверное, они разбились, когда рухнула крыша, – предположил Халосет.
– Конечно, крыша! – громко засмеялся начальник маленького отряда. – Нет! Тут было землетрясение!
Отсмеявшись, он серьезно и даже с угрозой сказал ваятелю:
– Ищи. Твой Тутмес не мог всё взять с собой. Наверняка он тут прятал золото, статуэтки с инкрустацией…
Халосет медленно опустился на пол, шаря пальцами среди обломков и надеясь найти что-нибудь уцелевшее. Но чем больше он осматривал осколки, тем сильнее убеждался в том, что работ Тутмеса среди них не было. С холодком в спине он вспомнил, что совсем рядом, в одном из углов мастерской он закопал бюст Нефертити, сработанный рукой Тутмеса. Кто знает, быть может, его уже обнаружили какие-нибудь злоумышленники, успевшие здесь похозяйничать? Но он успокаивался от мысли, что будь это правдой, портрет немедленно бы попал в руки фараона Хоремхеба. Работы Тутмеса невозможно было утаить. Они отличались невероятным мастерством и притягательностью!