– Ищи, ищи! – Повторил воин.
Халосет послушно выполнял приказ, незаметно зажав между пальцами осколок стекла.
Спустилась ночь. Воины спали, накрывшись кусками шерстяной ткани, которую всегда возили с собой. Египетские ночи были так же холодны, как день жарок. В небе горели далекие острые звезды. Прохлада заставляла выдыхать пар. Халосет поднялся с земли, на которой лежал со связанными впереди рукам неподалеку от своего сопровождения и потрогал узел связывающей его веревки, затем выплюнул на ладонь кусок стекла, найденного в мастерской, и потихоньку принялся пилить путы. Через несколько минут он был свободен. Халосет осторожно встал на ноги и, крадучись, чтобы не встревожить полусонных лошадей, бесшумно покинул спящих.
Добравшись до Хапи, он отыскал ствол рухнувшей пальмы, привязал к нему для устойчивости веток и листьев и переправился через реку на этом своеобразном плоту.
Воины спали. По Хапи сновали крокодилы, разбуженные внезапным всплеском пущенной вниз по течению пальмы.
Халосет шел в сторону пустыни. Он знал, что уже вскоре закончился зеленая долина, где всего лишь несколько лет назад трудились земледельцы, а теперь было пусто, а потом за долиной начнутся пески.
Ему вспомнился недавний разговор с Хоремхебом, прежде чем Халосет отправился в Ахетатон. И тогда фараон был взбешен.
Он кричал:
– Я уничтожу тебя! Ты станешь рабом! Я запрещу тебе лепить! Я заставлю ходить тебя на четвереньках и лаять! Ведь ты же сдохнешь без своего искусства! Ты же помешан на нем, как твой Тутмес! Призна́юсь, все эти годы я желал только о нерасторопности охранника из уасетской резиденции, который не успел выполнить мой приказ… Тогда бы не было скульптора Тутмеса! И тебя бы тогда тоже не было! А теперь Тутмес исчез! Сгинул без следа! Что поделать, если мое сердце жаждет мести! Я отплачу за все тебе, его ученику! За вас обоих! Он так поспешно сбежал, что наверняка оставил половину своих богатств, зарыл где-нибудь в своей мастерской. Ты принесешь мне его сокровища, его шедевры, его богатство! Они должны быть в моем дворце! А после этого решу, что делать с тобой!..
Вот долину вытеснили пески. Это случилось гораздо раньше, чем ожидал Халосет. Когда люди не борются с пустыней, она наступает на людей. Теперь в этих землях противников у нее не было, и она устанавливала здесь свои порядки.
Когда на заре проснулись воины фараона и обнаружили, что их пленник сбежал, они пустились по его следам, отчетливо видным на песке засыпанного города. Но, дойдя до реки, пришлось приостановить преследование, пока не будет найдена лодка.
– Все равно не убежит! – приговаривал главный воин.
Им пришлось латать лодку, строить плот, чтобы переправить коней. Никто не хотел близкого знакомства с крокодилами.
Преследователи шли наугад по долине, где не было никаких следов Халосета. От дальнейшего преследования их удержал невыносимый зной начавшегося дня.
– Он сбежал, но мы его отыщем! – сказал главный воин.
Они переждали день, а на закате продолжили погоню. Проплутав по пустыне до полудня следующего дня, воинам все же удалось наткнуться на след ваятеля. А ближе к вечеру они уже завидели впереди лежащего на песке человека. Был один из дней, которые сжигают все живое, что попадает в лапы пустыни. Халосет лежал лицом вниз, почерневший, с губами в запекшейся крови. Глаза его были закрыты, а лицо, несмотря на мучительную смерть, запечатлело умиротворение и спокойствие. Изнемогающим от жары воинам ничего не оставалось, как водрузить поперек седла его высушенное солнцем тело и отправиться к Хоремхебу…
Эпилог. 1342 год до Р.Х.
На самой вершине крутого холма сидели двое: один – юный, держа на коленях тяжелую прямоугольную доску, куском угля что-то рисовал на гладкой поверхности. Другой был уже немолод, но еще и не стар, и мудрость читалась в его глазах небесного цвета. Время от времени он вставал с земли и, зайдя за плечо рисовальщика, внимательно всматривался в изображенные на доске море, рыбацкие лодки и кипарисы, похожие на пальцы великана.
– Смотри, – говорил он ученику. – Земля сама просится на твой рисунок. Не придумывай того, чего нет. Все просто, надо только слиться глазами и сердцем со всем тем, что изображаешь. Ты должен стать этим морем, воздухом, травой…
– Это невозможно, – возразил рисовальщик. – Я не умею превращаться в воздух.
– Это просто, – ласково произнес учитель. – Ты только найди верное ощущение, и тогда все станет подвластно тебя, – его слова звучали несколько неуклюже, словно он был жителем иных земель.