– Мне кажется, я схожу с ума, – попробовал усмехнуться ей в ответ Амонхотеп, но у него не получилось. – Мне снова снятся странные сны, в которых кто-то заставляет меня предпринимать какие-то действия. Я во сне даю обещания, а, проснувшись, не могу их не выполнить. Что это за голоса? Чего они хотят?
– Они желают тебе добра, – уверенно сказала царица, будто знала, о чем идет речь.
– Мне трудно разобраться в этом. Но после твоего чудесного спасения я готов следовать их наставлениям.
– А что за наставления? – быстро спросила Нефру, садясь рядом с мужем.
– Нужно построить город на берегу Хапи. Я знаю подходящее место – примерно в пяти тысячах плефров от Малого оазиса и тысячах в четырнадцати от города Амона. Это будет новая столица Египта.
– Зачем тебе новый город?
– Может, с него начнется новая жизнь? – улыбнулся жене фараон и неожиданно засмеялся, прикрыв ладонью глаза.
– И ты начнешь его строить? – восхищенно спросила царица.
– Да, – кивнул Амонхотеп. – И не только потому, что сам бог Атон велел мне это.
– Атон? – неуверенно переспросила Нефру.
– Да, – фараон резко встал и зашагал от ложа до окна и обратно. – Я знаю, что буду делать. Нужно подорвать авторитет жрецов, их невозмутимую уверенность в своей правоте и силе. Необходимо все сделать по законам правды, – он посмотрел на Нефру. – Я хочу поднять Египет из песков лжи и страха, осветить его лучами милосердия. Я должен действовать.
– Ты хочешь достигнуть совершенства? Легко тебе не будет, – печально вздохнула царица, посмотрев через окно спальни на безоблачное небо, и откуда-то издалека до ее слуха долетел плач новорожденной принцессы, второй дочери фараона.
Глава 10.
Египет. Уасет.
Молодой сановник фараона Хоремхеб в тот день ходил в город. Основную часть времени ему теперь приходилось проводить во дворце, и хотя он не стремился часто покидать резиденцию, все же изредка приходилось в дипломатических целях наносить визиты родственникам, знатным номийским аристократам. Хоремхеб был прекрасно образован и хорошо разбирался в тех вещах, где требовалась логика. Он мог бы выиграть любое сражение на поле боя, знал все о политике, и, конечно же, слыл дипломатом – за все эти качества фараон и выделил его из общего числа аристократов и сделал своим верховным сановником. Хоремхеб был предан повелителю, но мало кто мог догадаться о его истинных мыслях. Он умел держать себя в руках, а свой язык – за зубами и к двадцати восьми годам сделал столь блестящую карьеру, которой мог бы позавидовать любой старец.
Возвращаясь в резиденцию, Хоремеб увидел странного молодого человека лет двадцати. Его потрепанная, местами порванная одежда не была похожа ни на одну из известных в Египте и за его пределами и казалась очень забавной: длинная, до пят, с широкими рукавами, пояс, несколько раз обмотанный вокруг бедер и даже темно-синий цвет одеяния – все подчеркивало его несуразность и несоответствие фигуры иноземца привычным полуобнаженным телам египтян. Еще больше удивлял цвет кожи незнакомца, такой светлый, что его не смогли скрыть ни сильный загар, ни толстый слой пыли. Как он смог пробраться сюда мимо полиции и соглядатаев? Поскольку в руках у юноши ничего не было, Хоремхеб понял, что перед ним нищий или чей-то беглый раб. Тот озирался по сторонам, словно пытаясь что-то найти или сориентироваться в незнакомом месте.
Хоремхеб замедлил движение, рассматривая диковинного незнакомца, и тот вдруг сам подошел к нему. Сановник остановился, держась настороже и положа руку на рукоять ножа. Однако намерения оборванца были самые безобидные. Не доходя четырех шагов до Хоремхеба, молодой человек начал суетливо и мелко кланяться, сложив руки на животе, а потом что-то спросил. Сановник не понял его, но успел заметить в тот момент, что глаза у юноши голубые, как у некоторых жителей островов Хаунебу. Однако, незнакомец не мог принадлежать к этому народу. Это еще больше подзадорило удивленного Хоремхеба.
Молодой человек повторил свой вопрос, и на этот раз его слова прозвучали иначе, словно их перевели на другой язык.
Хоремхеб повел плечами. И тогда странный юноша принялся объясняться знаками. Он показал на себя, затем изобразил тяжелый путь пешком, махнул рукой в восточном направлении и остановился, желая удостовериться, понял ли его собеседник.
Хоремхеб кивнул. Тогда молодой человек обрадовался и с еще большим рвением принялся размахивать руками. Рукава его халата так и летали перед носом сановника, как две темные птицы, и тот уже ничего не мог понять.
Видя это, утомленный тщетными стараниями иноземец вдруг громко вымолвил египетское слово «фараон», засучил оба рукава и показал два изумительных золотых браслета с инкрустацией белыми и голубыми камнями. Такое богатство настолько не сочеталось с нарочитой бедностью иноземца, что сановник был сражен наповал. Хоремхеб сразу заметил, с каким высочайшим мастерством были сделаны эти браслеты, остро сверкающие камнями на солнце и выжимающие слезы зависти и восторга у молодого аристократа, не сводящего глаз с эдакого чуда. Рука его невольно потянулась к драгоценностям, но иноземец быстро опустил рукава и замотал головой: «Фараон».