– Это более, чем странно, – не успокаивался мастер. – Я еще и еще раз должен сказать тебе, что ты – нечестивец, невежа и не имеешь права прикасаться к священному искусству моей страны, пока не проникнешься уважением к его вековым законам.
– Благодарю тебя, мастер, я это уже слышал и давно все осмыслил. Ты совершенно прав. Но скажи, как узнать о внутреннем мире статуи, не соприкоснувшись с нею, не сросшись своей душой с сердцем камня?
– Я не могу слушать тебя, – с досадой молвил Махрос. – Ты так еще плохо изъясняешься, что тебя трудно понять.
Тотмий в ответ на это повернул голову и через плечо с усмешкой посмотрел на мастера, в то время занимающегося раскраской статуи какого-то человека в богатой одежде.
– Не воображай себя творцом. Это все то, что находится за пределами твоего разума. Я полагаю, в камне достаточно внутренней силы, чтобы самому вылиться в определенный образ, – торопливо говорил Махрос в такт движениям кисти. – Ты не задавался вопросом, почему именно камень – материал скульптора?
– Потому что он долговечен, – невозмутимо отвечал Тотмий.
– Не только. Внутри камня густая, емкая энергия, воля, сжатая в кулак. Ты смотришь на камень и думаешь, что это лишь средство для достижения твоих замыслов, но ведь это не так. Прежде чем браться за работу, спроси у камня, согласен ли он?
– Ты рассказываешь притчу? – уточнил Тотмий.
– Я привык к твоим дерзостям, – снисходительно ответил Махрос. – А потому позволю себе продолжить. Ты никогда не задумывался над происхождением камня, который держишь в руках?
– Задумывался. Его откололи от скалы или добыли в каменоломнях.
– У тебя убогое воображение! Я говорю об иных вещах. Как ты думаешь, откуда в маленьком кусочке столько силы, чтобы воздействовать на тонкую душу скульптора?
– Откуда?
– Ты не знаешь. Да и я могу только догадываться, – Махрос оторвался от раскраски и мечтательно продолжал. – Когда я вижу бесформенный кусок каменистой породы, мне почему-то представляется огромный мир, необъятные пространства пустынь, гор, зеленых долин и садов, люди, горизонт, звезды… Я понимаю, что все это заключено в камне, нужно только уметь раскрыть это для себя. В нем – божественная воля.
– А не кажется ли мастеру, что только его фантазия ухитряется наделить безжизненный камень необыкновенной силой? Почему ты думаешь, что божественная воля находится внутри какого-то камня, а не в тебе самом? Не перебивай меня! – Тотмий развернулся к египтянину всем корпусом и вперился в него взглядом. – Кто, кроме тебя, сделает камень тем произведением, на которое люди будут любоваться, молиться, радоваться? Если в камне такая неподдельно чудесная сила, что же он сам не принимает формы, соответствующие его внутренней энергии? Или он считает это ниже своего каменного достоинства? А, мастер? Разве скульптор – жалкий придаток, слуга, раб камня?
– Что ты говоришь, я не успеваю понять тебя, – попробовал вставить Махрос, но Тотмий не дал ему продолжить:
– Напротив, без скульптора вся хваленая воля, сила камня превращается в ничто. Нет ваятеля – и божественный камень вынужден служить жерновами крестьянской мельницы вместо того, чтобы красоваться в каком-нибудь храме в виде статуи бога или богини.
– Не переступай черты моего терпения, – с долей угрозы произнес Махрос.
Тотмий остановился и перевел дух.
– Я не стану дальше спорить с тобой, досточтимый мастер. Ты мудрее, опытнее и лучше знаешь эту страну, чем я. Но, прости, я не согласен считаться исполнителем чьей-то воли. Я хочу и могу сам превращать камень в плоть, преодолевая его сопротивление. Я видел скульптуры последних лет, и я нашел в них то, что мне необходимо. Я понял, что не одинок в моих поисках и желании изображать живые лица. Были ваятели и до меня, но, судя по небрежному отношению к их работам, они были отвергнуты, потому что не отвечали вековым устоям.
– Мне нечего ответить тебе, – коротко сказал Махрос. – Ты сам сделал правильный вывод на их примере. Было бы хорошо, если б ты ему последовал.
– Да, я последую своему выводу, но совсем не так, как ты думаешь. Я буду искать развитие поискам моих пытливых предшественников, которым судьба не подарила признания.
– Боюсь, ты кончишь плохо, иноземец, – сдержанно сказал мастер.
– Мне это безразлично. Лишь бы успеть сделать то, что я хочу, – Тотмий опять занялся работой.
Махрос смотрел на него и думал, машинально опуская небольшую кисточку в баночку с краской: «А ведь он и вправду ни перед чем не остановится, если будет уверен в своей правоте. И он многого достигнет. Жаль, что он не египтянин». – Тут он вздохнул, раздувая щеки, и продолжил раскраску статуи богача.