Все ждали, что он скажет, и фараон провозгласил:
– В знак восхищения твоим мастерством и в награду за твою честность, я подтверждаю, что с нынешнего дня ты – придворный скульптор и начальник всех ваятелей египетского государства!
Нефру победоносно улыбнулась. Тотмий покраснел и уставился в пол. Все, кто находились в мастерской, склонили головы в знак почтения перед словами фараона. Но Махроса в этот момент среди них не было.
– Итак, – еще более торжественно сказал повелитель. – Я приказываю каждому скульптору, светскому или придворному, учиться у мастера Тотмия его искусству.
– О божественный, – подал голос молодой человек. – Я благодарен тебе за такую честь, но кого мне учить в Уасете? Все заняты на строительстве нового города, кроме Махроса, которого я не посмею поучать, ибо совсем недавно сам учился у него и именно ему обязан своим успехом.
– Так уж повелось, – фараон слегка пожал плечами. – Сегодня ты набираешься опыта, а завтра отдаешь его тем, кому это необходимо, – он доброжелательно улыбнулся иноземцу. – Ты сам еще не знаешь себе цену, почтенный Тотмий.
– О божественный, а не лучше ли мне найти ученика среди тех, кто не знаком с этим искусством?
– Это не так просто, как тебе кажется. Поэтому пока делись своими секретами с мастерами, – и фараон в сопровождении царицы и свиты вышел из мастерской, а следом за ним высыпали и все остальные.
Тотмий остался наедине с его портретом, сел перед ним на пол и совсем по-китайски подобрал ноги под себя. Он думал о чем-то, безвозвратно утерянном, и вид его был такой грустный, что вошедший в мастерскую Махрос невольно остановился.
– У тебя какое-нибудь несчастье, чужеземец? – спросил он, заглядывая сбоку в лицо молодому человеку.
– У меня радость, – с долей досады отозвался Тотмий.
– Вряд ли, – Махрос усмехнулся, присаживаясь на скамейку перед изваянием и с восхищением рассматривая каменный портрет. – Прекрасная скульптура. Но противоречит древним нормам искусства, – он обернулся к иноземцу. – Видишь ли, строгость передачи образа – одно из главных требований нашего ремесла. Не должно быть ничего преходящего и уродливого, а ты постарался нагромоздить морщин! Чего стоит только одна эта складка на переносице! Пойми, портрет царя должен быть прекрасным…
– О, досточтимый Махрос! – вдруг резко сказал Тотмий. – Тебя ждет неожиданная новость. Не думаю, что она тебе понравится, потому что отныне не ты меня будешь учить своему искусству, а я – тебя.
– Что? – переспросил египтянин.
– Да, почтенный мастер! Этот портрет, в котором ты только что отыскал ошибки, сделал меня в одночасье и придворным ваятелем, и начальником над всеми скульпторами Египта. Поэтому я для всех теперь не иноземец, а «досточтимый мастер», – последнюю фразу Тотмий произнес, не глядя на египтянина, а тот, в свою очередь, был в большом смятении.
– Тотмий, – наконец тихо сказал старик. – Ты же знаешь, что я не могу учиться у тебя.
– Почему, почтенный Махрос? – с деланной веселостью спросил молодой человек. – Из всех учеников у меня есть только ты.
– Тотмий, – повторил египтянин. – Это невозможно.
– Самолюбие старшего перед младшим? – зло осведомился иноземец.
– Нет, дело не в этом. Я пойду к фараону, я поговорю с ним. Да, это будет правильно. – Махрос, удрученный своей мыслью, встал и медленно вышел из мастерской.
Он застал фараона в тот момент, когда владыка что-то диктовал писцу.
– О, я помешал тебе, божественный! – скованный робостью египтянин хотел уйти, но фараон повелительным жестом остановил его.
По его знаку писец удалился, оставив их наедине.
– Я рад, что ты пришел, почтеннейший, – приветствовал его Амонхотеп. – Мне необходимо поговорить с тобой и, вижу, ты нуждаешься в том же.
– О да, – кивнул Махрос. – Меня привело к тебе известие о внезапной славе иноземца.
– Ты завидуешь ему? – уточнил фараон. – Конечно, тебе кажется, что он слишком молод, чтобы быть начальником скульпторов.
– О повелитель, – низко поклонился мастер. – Я действительно завидую Тотмию. Но не его высокому положению, а тому, что он молод, и ему повезло жить в другие времена, чем мне. Будь я в его возрасте, я счел бы честью называться его учеником. Но мне в мои года поздно меняться, я слишком закостенел в старом искусстве.
– Но ты хороший мастер, – возразил фараон. – Тебя ценят и почитают.
– Я создавал портреты почти всех знатных людей Уасета, а теперь они предпочитают делать заказы у иноземца. Вскоре я останусь без работы.