Нахабцев склонил голову набок, внимательно посмотрел на Букина, покрутил пальцем у виска и вышел.
Ничего этого Сергей Васильевич не заметил. Странная мысль, еще не теория и даже не предположение, но все пытающаяся объяснить и обещающая, что может это сделать, зародилась в его голове и уже без малейшего несоответствия прикладывалась к любому человеку: к тому же Нахабцеву или этой пациентке, Тонкович. И к нему самому тоже. А извлекая какие-то случаи из своей практики, Букин без труда вписывал их в - теперь уже, пожалуй, теорию, и без малого - школу.
Он отменил прием и, сославшись на неважное самочувствие, быстренько ушел домой.
Около десяти часов вечера у Нахабцева зазвонил телефон.
- Можно к тебе прийти? Или ты приходи ко мне. Мне обязательно нужно с тобой кое-что обсудить.
- У тебя что, Букин, горячка? Обсуждай по телефону.
- Нельзя. Не телефонный разговор.
- А долгий?
- Э... не знаю. Наверно, долгий. Но стоит того. Узнаешь закачаешься.
- Мне, Букин, качаться интереса нет. Я веду здоровый образ жизни и хочу спать. Может, можно погодить до завтра?
- Вообще-то, конечно, можно, но тогда я не буду спать совсем. Пойми: я на пороге величайшего открытия в психиатрии. И не только в психиатрии. Думаю, оно имеет огромное практическое значение. Даже не знаю пока, насколько.
- Ммм... ты уверен? Может, все же - утро вечера мудренее?
- Уверен, Эдик. Я сейчас такие штуки выделывал - никакому Кио не приснятся. И тебе покажу.
- Что за штуки-то?
- Не по телефону.
- Тьфу на тебя. Ладно, дуй сюда. И постарайся выложить все свои идеи до закрытия метро - иначе придется спать на голом полу. Я тебя в свою постель не пущу.
- И не надо. Еду.
Приехал Сергей Васильевич наверняка на такси: не прошло и двадцати минут, как он уже стоял в прихожей Нахабцева. Сняв ботинки, он прямо в плаще прошел в комнату и плюхнулся в кресло.
- Буду краток, - сразу заявил он.
Глаза его в полумраке комнаты едва не мерцали; и вообще выглядел психотерапевт совершенно на себя не похожим.
- Было бы очень здорово, - буркнул Нахабцев и принес с кухни две чашки с чаем.
- С чего бы начать? - поднял Букин вверх палец. - Каждый человек, общаясь с другим человеком, смотрит на него и показывает себя. И то и другое - смотрины и показуха - процесс в значительной мере оптический, я бы даже назвал - психооптический (психооптика - новая наука, которой я кладу начало), и, естественно, искажающий реальную картину. Вот как это выглядит при движении световых лучей в одну сторону.
В голосе Букина появились интонации лектора, и сам он вдруг стал похож на именитого профессора, делающего доклад перед достойной аудиторией.
- Вот, допустим, есть я. Я есть то, что я есть. Это истина абсолютная и неоспоримая. Но психологии давно известно, что для окружающих я еще и то, что хочу из себя представить, кем хочу показаться. Не совсем, конечно, - остановил он жестом ничего даже не желающего возразить Нахабцева, - но одни больше, другие меньше. Дело практики. Или тренировки. То же и ты. Ты видишь меня не только таким, как я есть - как к тебе дошел мой образ, уже откорректированный мною, но и сам слегка правишь его по своему разумению. Это тоже не новость и сомнений не вызывает. У тебя есть уже какое-то мнение обо мне, или, если ты видишь меня впервые - о моем типе людей; может, я похож на твоего двоюродного брата или двоюродного брата твоей жены - все это кладет отпечаток на меня в твоих глазах. И я - мой образ, дошедший до тебя, уже мало похож на то, что я представляю собой на самом деле. Понятно?
Нахабцев скептически скривил половину лица:
- Ну и - ты сам говоришь, что все это давно известно. Тебе что, просто не терпелось донести до меня?
- Нет. Не просто. Я ввел в эту теорию новые понятия. Но и это еще не все. Понятия сами по себе ничто, но они помогают осознать некоторые ключевые моменты в данном явлении. И, что самое главное, использовать его на практике.
- Слушай, если практика - это лечение особо сложных душевных расстройств, может, твой доклад не по адресу? - Нахабцев протяжно зевнул. - Я всего лишь процедурник. Клистирная трубка. Мой принцип: в здоровом теле - здоровый дух, а не наоборот.
- Нет. Нет. То есть, лечение, конечно, может быть... Но я пока думал не об этом. Ты слушай. Я назвал эту теорию Системой Линз и Зеркал. Именно и линз, и зеркал. Линзы - это то, чем человек искажает образы - свои и чужие. И то, что для себя он делает это по-своему, а для других - иначе, навело меня на мысль. Линза-то одна, но она - как хрусталик в глазу. Она гибкая. Она может стать выпуклой и вогнутой, и даже покрыться рябью тогда ее обладатель вообще перестает замечать неприятного человека, причем совершенно искренне. Линза постоянно меняет свою форму, и работа психотерапевта заключается в том, чтобы не отводить глаз от пациента и поймать момент, когда она станет обычным стеклом.
- А зеркала?.. - Нахабцев вроде как заинтересовался.
- Да, конечно. Зеркала. Без них все было бы слишком просто. Но есть еще зеркала. Как и линзы, они бывают выпуклые и вогнутые. Полупрозрачные и двусторонние. Обращенные к себе или наружу. Способ действия их, по-моему, совершенно ясен: я выставляю перед собой зеркало, и ты, общаясь со мной, видишь не меня, а свое отражение, искаженное, конечно, твоими линзами. А может, еще и моими, если они стоят за зеркалом. А еще ты можешь носить перед собой сам свое зеркало и постоянно видеть во всех только себя. Так оно, кстати и есть на самом деле. В общем, все это чертовски сложно объяснить; надеюсь, что ты сам до всего дойдешь. Тебе потребуется лишь полчаса размышлений.
Нахабцев задумался, а Сергей Васильевич схватил остывший чай и громко отхлебнул сразу половину.
- А... чего-нибудь выпить - нету? - осторожно спросил он.
Хозяин покачал головой.
- Тогда ладно. Потом додумаешь. - Букин встал и прошелся по комнате. - Смотри!
Голос, произнесший последнее слово, был не букинский, но странно знакомый. Нахабцев поднял глаза и не поверил им. Посреди комнаты в букинском плаще, в носках, засунув руки в карманы и широко расставив ноги стоял он сам. Его копия, двойник.