— Ты правда Зеул? — странную интонацию в голосе женщины Веель понять не сумел, но он уж точно этого не стыдился.
— Да, а… Эрис!
Веель не понял, чего вдруг шуганулась от окна Эрис, но, извиняясь перед хозяевами дома, шагнул к ней, несмотря на упорно повисшего на нём Вайне, и дальше для мыслей стало поздно.
Бах.
Окно, от которого он только-только отошёл, рассыпалось осколками, обожгло жаром — Веель лишь сгрёб обоих детей, неуклюже накрыв собой, не понимая, на что воздействовать, от чего защищаться, пока огонь не лизнул локоть. Доля мгновений на осознание — на то, чтобы найти просвет и потянуться туда, с усилием сосредоточившись на расчистке пути.
Пары минут в его памяти явно не хватало, когда Веель нашёл себя лежащим на земле, с саднящими от боли руками, колотящимся от страха сердцем и ревущими на нём детьми.
Пелена перед глазами стала совсем плотной, заставляя паниковать ещё сильнее. Вроде же даже капюшон на месте. Совсем повредил?
— Па-а-а…
Веель снял с себя кого-то (Вайне, понял он запоздало), с трудом сев. Спереди что-то полыхало. Он неосознанно попытался отодвинуться дальше. Дальше от боли и смерти.
Откуда? Как?
Чьи-то пальцы вцепились ему в руку, вызвав более острый приступ боли — шок чувства притуплял, не давая полноценно осознать, что и где повреждено.
Ребёнок. Детский голос со второго этажа, вспомнил он. Там был ребёнок.
Веель, вставая на ноги, понял, что ненавидит себя за то, что это вспомнил.
— Ни шагу туда, ясно? — велел он. — Стойте здесь. Ни с кем не уходите. Эрис, поняла?
— Д-да, — голос девочки дрожал. — Ты куда?
— Скоро буду, — бросил он, отцепляя от себя сына. — Всё хорошо. Всё хорошо.
И, кое-как закрыв нос и рот тканью плаща, рванул куда-то назад, в огненный ад.
Пелена мешала понять, куда идти, потому Веель просто пытался расчистить себе коридор, молясь, что не провалится куда-нибудь вниз. Что на него не свалится что-нибудь, отрезая вновь от мира.
Стена рухнула изначально сама или это он ей помог? Вряд ли ему в панике удалось это, значит, была повреждена. Так или иначе, сейчас он был в доме — стало темнее, теснее и сплошь огонь.
Треск пожирающего всё пламени не сразу дал Веелю сосредоточиться на звук, заставляя замереть на месте. Лишь плач откуда-то справа заставил его вырваться из оцепенения.
Веель отпустил ткань, и на вдохе внутренности будто обожгло, но он надеялся управиться быстро. Здесь есть лишь слух и осязание. Всей душой его тянуло прочь отсюда, не идти дальше, не быть в кошмаре наяву, но приходилось в него лишь сильнее углубляться.
Проход дальше найти удалось не сразу, пока Веель раз за разом утыкался в стену, паника всё росла, и пелена начинала превращаться в темноту, и он совсем уже забыл про все разумные меры, отчаянно царапая ногтями стену, пока руки вдруг не провалились вперёд. Сюда.
Плач был теперь ещё правее, и, к счастью, там было немного лучше, слева уже совсем нереально было пройти. Веель тянулся на голос, стараясь разогнать от себя не только огонь, но и дым, но удавалось скверно. Слишком паниковал для разумных действий, слишком целеустремлён для того, чтобы отдаться инстинктам.
Только не замолкай, умолял Веель. Не переставай плакать. Он открыл рот, надеясь как-то привлечь внимание словами, но лишь закашлялся.
Ну же, ещё…
Эта комната почти уцелела — ребёнок, совсем маленький, сидел у её порога. Веель подхватил тельце, вяло пытающееся сопротивляться, коротко взвыв от очередной порции боли, и рванул с ним к единственному просвету среди пелены.
Окно.
Поскольку осознать, ощупать, материализовать мысль времени не было, Веель навалился на него, смутно пытаясь представить, как трескается деревянная рама и поддаётся стекло.
В какой момент это стало реальностью, он не понял, внезапно рухнув спиной вниз.
***
В этот раз Эрис и Вайне рыдали уже в голос вместе, вцепившись в него, пока Веель наугад пытался перевязать руки обрывком плаща, периодически прерываясь на кашель. Отвратительно. Вот тебе и заработал.
Местные уже занялись пожаром, огонь почти потух, но вот лекаря ему никто не предоставил. Да и Веель не был уверен, что ему до того. Лучше убраться отсюда поскорее. Эрис и Вайне совсем не пострадали, а ему не впервой.
Если бы не одна проблема.
— Тебя как зовут? — поинтересовался он… куда-то.
Темнота после обморока развеялась, глаза он всё же не повредил. А ухудшение зрения, скорее всего, объяснялось дымом, но все равно вызывало опаску, поэтому старался об этом пока не думать. Пока что ожогов на руках и явно повреждённой спины хватало.
Ребёнок не ответил — в целом не произнёс ни слова за последние полчаса. Но никто его и не забрал, разве что кто-то осмотрел и дал воды, как и Эрис с Вайне, но это всё пока он был без сознания и знал только из сбивчивых объяснений Эрис.
Судя по размеру — года четыре. Побольше трёхлетнего Вайне и поменьше пятилетней Эрис. Веель открыл глаза, попытавшись сосредоточить взгляд на ребёнке. Их разделяло где-то полметра. Одежда до лет восьми-десяти была практически одинаковая у мальчиков и девочек, так что, даже если бы он и мог её разглядеть сейчас, вряд ли бы это что-то дало. Волосы тёмные. Вот и всё.
— Прости, что так вышло. Я их не мог вытащить.
Родителей, видимо, завалило — стена обрушилась, как тоже сообщила Эрис. По крайней мере, возможно, это было быстро.
— Мои извинения, конечно, много не изменят, — он потрогал перевязанную ладонь. Вроде бы держится. — Но мне все равно жаль. Я понимаю.
Ему было как раз четыре года — он так и не знал, каким образом выжил, кто его вытащил и выходил. Кроме боли, в памяти ничего не осталось, но, видимо, перед небесами он свой долг вернул.
Ребёнок продолжал молчать. Куда ж его деть-то? Может, есть родственники? Придётся ходить и всех допрашивать. Не бросать же дитё прямо так.
Веель вздохнул:
— Эрис, извини, но мы немножко задержимся.
***
Девочка. Это девочка. Это единственная информация, которую Веель сумел получить, опросив всех, до кого добрался. Семья жила уединённо, ни с кем особо не общались, занимались «этими своими чёрными делами, ты тоже из этих, что ли» (они ещё чем-то торговали, что ли?). Родственников никто не видел. Никто к ним надолго не приезжал. И вообще, да оставьте её в детском доме, всего две улицы пройти, там разберутся.
Веель начал подозревать, что дело совсем не в торговле, когда подобный совет стал звучать слишком часто. С учётом традиционно сильного семейного уклада — и ни одного известного родственника? Не такой уж частый случай. И интерес к его фамилии. Нелюбовь окружающих.
Это ещё ироничнее.
Веель присел перед малышкой на корточки.
— Как тебя называть, мелкая?
Та внезапно явно испуганно разрыдалась, и он поспешно выпрямился. Скользнул пальцами по капюшону, осознавая, что тот спал с головы, и поспешно его натянул.