И вот он сидит в прекрасном ожидании для меня. Его руки теперь спокойно покоятся на бедрах, его взгляд устремлен в пол. Блядь, это горячо!
Представляя, что я еще могу заставить его сделать, я получаю такие острые ощущения! Я не хочу его подводить. Я не знаю, чего он хочет. Я глубоко вздыхаю, говоря себе не начинать волноваться. Всему свое время. Продолжим знакомство с кое-чем, с чем мы недавно познакомились. Я вытаскиваю свой белый шелковый шарф с вешалки за задней дверью и зажимаю его между пальцами, когда вхожу.
Он не поднимает глаз, когда я приближаюсь. Я чувствую себя виноватой за то, что отдала ему приказ, но он отреагировал так, будто это то, чего он хочет. Я встаю у него за спиной и наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо.
— Чтобы ты предпочел оставить этой ночью, глаза или руки? — Я держу шарф перед ним для уточнения.
На секунду я думаю, что он не собирается отвечать. Может быть, нам нужно установить правила? Это наполняет меня страхом, потому что я не знаю, как это сделать. Мне было бы проще продолжать в том же стиле. Но, к счастью, прежде чем я скажу какую-нибудь банальность, типа «ты можешь говорить», он отвечает.
— Можешь забрать и то, и другое. — Его голос охрип, на него это повлияло сильнее, чем я ожидала.
— Если я заберу и то, и другое, это будет слишком легко для тебя. Если ты оставишь глаза, тебе не придется следить за руками, но ты будешь смотреть, как я мучаю тебя. Если ты оставишь свободными руки, то не сможешь видеть, как твой член скользит между моими губами, но тебе придется сражаться с самим собой, чтобы не заставить меня взять тебя глубже. Тебе решать. Что представляет собой меньшую пытку? Что ты сможешь выдержать? Тебе нужно немного подумать над этим.
— Тогда руки, — отвечает он.
Я улыбаюсь, закрывая шелком его глаза и завязывая шарф у него на затылке.
Его дыхание затруднено. Я это вижу, и это возбуждает меня. Я беру его за руку, призывая встать, и он переплетает свои пальцы с моими, держась так крепко, будто боится, что я ускользну.
Я осторожно отнимаю свою руку и шепчу:
— Все в порядке. — И хватаю край его футболки.
— Стой, что ты делаешь? — спрашивает он, пытаясь прижать локти к бокам, когда я начинаю снимать ее. — Здесь?
— Никто не увидит. Папа утром уехал в Нью-Йорк, Джаз остается у вас, и никаких соседей на много акров вокруг, и даже если они приходят, то с другой стороны. Здесь абсолютно безопасно, обещаю.
Он успокаивается, но не расслабляется.
— Ты доверяешь мне?
— Да, — отвечает он, и тогда он расслабляет руки и позволяет стянуть футболку через голову. Я бросаю ее на стол и принимаюсь за пуговицу на джинсах. Он тяжело дышит, но не сопротивляется мне. Я встаю на колени, стаскивая их на деревянный пол и помогаю ему выйти из джинсов и ботинок. Он тверд под своими боксерами, и я облизываю губы. Поднимаясь, я медленно снимаю их, открывая его постепенно, пока он не освобождается полностью.
Он издает короткий стон.
Я пялюсь на него, он стоит обнаженный и всецело доверяющий мне. Его твердый и длинный член гордо стоит рядом с ним, он не знает, что делать с руками, но контролирует их. Я хочу попробовать его, но еще не готова его побаловать.
— Это был долгий день.
— Долгий и жесткий, — продолжает он. Я вижу едва заметный намек на улыбку в уголках его губ и должна восхищаться им за то, что он смог сейчас пошутить.
— Такой жесткий, — шепчу я и практически трусь щекой о его чувствительную кожу, когда поднимаюсь на ноги. Он задерживает дыхание. Я чувствую, как он хочет, чтобы я коснулась его. Но он не просит. Я отодвигаю стул, чтобы он не споткнулся, и веду его через террасу к дивану. Огонь в камине уже зажжен. Хоть вечер и не обещает быть холодным, тепло от камина приятно ощущается на его обнаженной коже. И треск, заполняя тишину, производит большее впечатление. Я усаживаюсь на мягкие подушки и помогаю ему сесть рядом со мной, положив руки ему на бедра.
Он выдыхает, он так долго ждал этого. Я поражена его сдержанностью.
Медленно я поднимаю руку. Все его тело дрожит, когда я прикасаюсь к нему.
— Блядь, — он задыхается, подавленный и стремящийся держать себя в руках.
Я позволяю своей руке свободно двигаться вдоль его длины и едва сжимать, пока скольжу по его члену.
— О, Боже, — стонет он.
— Ты ждал этого весь день.
Он кивает, сжимая губы. Он так возбужден. Наверное, это почти больно.