Может, это потому, что она никогда так сильно не открывалась другому человеку? Может, потому, что она хочет проверить, верна ли ее гипотеза? Так ли опасно для нее что-то чувствовать? Будет ли поцелуй, чувства к нему, влюбленность в него, на самом деле, такими катастрофическими?
На этот раз именно она наклоняется вперед. Она стоит перед ним на коленях, хватая его за воротник рубашки и притягивая ближе к себе. Ясно, что он поражен этим, как и она сама, но все равно тянется к ней. Их губы встречаются, но она продолжает двигаться еще ближе до тех пор, пока не оказывается у него на коленях, берет его руки со своей талии и кладет их на свою грудь. Она делает все, но не мучает его, ей отчаянно хочется увидеть, может ли у нее быть что-то еще, помимо зависимости от лезвия.
Уиллоу не знает точного момента, когда необыкновенное удовольствие, испытываемое ею, оборачивается болью самых ее ужасных страхов. Под ее закрытыми веками начинают мелькать картинки аварии, борясь за внимание с образом его лица, которое она удерживает. Нахлынувшая волна эмоций грозится поглотить ее. Внезапно она снова оказывается в подвале с книжными шкафами.
— Я не могу. — Уиллоу отталкивает его. — Я не могу!
Она тяжело дышит. Она едва замечает, что Гай тоже стоит перед ней на коленях. Приборная панель вся в крови, раздавленные конечности мамы - вот то, что она видит. Уиллоу прижимает ладони к ушам в напрасной попытке заглушить страшные звуки аварии.
Она вскакивает, отбегает от него в сторону и тянется в карман за бритвой, которую всегда там держит.
Но как только она готова нанести порез, спасти себя, закончить кошмарные видения, вокруг ее руки сжимается ладонь Гая. Он снова грубо тянет ее на пол.
— Нет. — Он качает головой. — Не здесь. Не сейчас. Не рядом со мной.
— Я должна. — Уиллоу жадно хватает ртом воздух. — Просто позволь мне. Позволь мне сделать это!
Гай садится на корточки и торжественно разглядывает ее. — Ну ладно, — наконец, произносит он. — Ты можешь резать себя, но не так, не как какой-то загнанный в угол зверь. Тебе придется это сделать передо мной.
— Ты… Ты хочеш…— Она смотрит на него с открытым ртом. Она и представить себе не может, как она режет себя у него на глазах. Это что-то настолько интимное, что их поцелуй можно сравнить лишь с рукопожатием. Она не может этого сделать. Просто не может. Она просто сидит перед ним на полу, бритва бесполезно болтается в руке.
Но картинки у нее в голове не прекращаются, и есть только один известный ей способ остановить их.
Уиллоу даже не моргает, когда вонзает лезвие в свою плоть. Она смотрит на Гая, зная, что хотя и полностью одета, но чувствует себя абсолютно обнаженной перед ним. Больно. Ужасно больно, и через несколько секунд боль проникает в нее как наркотик, полностью вытесняя все остальное.
— Боже мой. Боже мой! — Теперь Гай прижимает ладонь ко рту. — Прекрати! Я не могу на это смотреть! — Он выхватывает лезвие и швыряет его через всю комнату, хватает ее за руку и смотрит на кровь, а потом прижимает девушку к себе.
Уиллоу оказывается настолько близко к нему, что снова сидит у него на коленях. Она так близко, что их дыхание почти одно на двоих.
— Ты не позволяешь себе испытывать ничего, кроме боли? — Он держит ее еще крепче, чем она даже считала возможным.
Уиллоу откидывается на его грудь. Теперь, когда бритва сделала свою работу, находиться с ним уже не так невыносимо. Сквозь полу прикрытые веки она смотрит, как он рукавом рубашки вытирает кровь на ее руке. Теперь, когда она ощутила онемение, ей больше ничего не хотелось, кроме как вечно быть с ним вот так.
Но вместо этого она делает еще одну хорошую вещь. Она остается с ним даже после того, как выключается свет, и они оказываются в темноте. Остается с ним даже тогда, когда ей давно пора домой. Она остается с ним так долго, как только может.
Глава 12
Уиллоу была уверена, что она уже в совершенстве умела делать вид, будто на уроке она - вся внимание, когда мыслями витала, где угодно. Она знала, как показать, что старательно все записывает, а при этом просто водит ручкой по бумаге, чтобы убедить всех, что следит за текстом даже тогда, когда книга раскрыта совсем на другой странице, и знала, как вовремя кивать, чтобы показать, будто она слушает.
Но, похоже, эти сомнительные навыки покинули ее. Потому что сегодня Уиллоу понимает, что для любого, кто потрудится обратить на нее внимание, почти очевидно, что, пусть телом она и здесь, на уроке французского, но душой очень далеко.
Она не может перестать думать о том, что произошло в книгохранилище. Она не может перестать думать о том, что произошло с Дэвидом предыдущим вечером, и не может перестать гадать, как поведет себя, как должна повести себя в следующий раз, когда увидит Гая или своего брата.