— Я еще помню… нет, это, наверно, неинтересно.
— Предоставьте это решать мне, Генри. Просто расскажите, что вы помните.
— Не могу, доктор… в смысле… ну., не могу и все, — заныл Уилт тем жалостным тоном, который ему часто доводилось слышать на семинарах по интимной жизни одиноких инвалидов — приходилось посещать такие в рамках программы мисс Фрисекс «Пойми и прими свой пол». Кто бы мог подумать, что этот вороватый скулеж так ему пригодится.
Доктор Педж оттаивал на глазах. Нытье пациента — признак подчиненности и зависимости — сразу наполнило его уверенностью в себе.
— Мне крайне интересно все, что вы скажете, — заверил он.
Ага, как же. Интересно тебе совсем другое — уличить меня во вранье, подумал Уилт.
— Я вот про что хотел… Вот сижу я тут, в этой комнате, и меня вдруг охватывает такое чувство… ну, как будто бы непонятно, зачем я здесь, кто я такой. Как-то так все бессмысленно… Глупо, да?
— Нет, совсем нет. Это случается, причем не так уж редко. А долго ли длится подобное ощущение?
— Не знаю, доктор. Не помню. Знаю только, что такое бывает и это как-то очень непонятно.
— А жене вы об этом рассказывали? — спросил доктор Педж.
— Нет… Не то чтобы, — стесняясь, признался Уилт. — Ей и без моих заскоков забот хватает. Сами понимаете, четверняшки и прочее…
— Как? У вас четверняшки? — поразился психиатр.
Уилт робко улыбнулся.
— Да, доктор, и все девочки. У нас даже кот кастрированный. И без хвоста. Так что сижу я среди них и не понимаю, кто я…
К тому времени, когда Уилт вернулся в палату, доктор Педж уже не сомневался, что имеет дело с человеком, страдающим серьезным психическим расстройством. Он сказал доктору Солтандеру, что в данном конкретном случае вызванная травмой ретроградная амнезия лишь усиливает и без того депрессивное состояние больного. И что для Уилта появилась койка в отдельной палате, поскольку юноша, которого лечили от наркозависимости, как раз повесился. Доктор Солтандер выслушал это с радостью. Он был сыт по горло и самим Уилтом, и тем более его супругой, которая назойливо осаждала отделение и не давала больным спокойно умереть.
— Там ему и место. И проклятым полицейским тоже.
— Ах, он в психиатрии? Лично меня это не удивляет, — сказал инспектор Флинт на следующий день, не обнаружив Уилта в третьей гериатрической. — Если хотите знать, ему следовало выдать справку, еще когда он затолкал в яму надувную куклу. Но, при всем при том, он только косит под больного. Зуб даю. По-моему, он что-то скрывает. Не нравится мне его поведение.
— Почему, сэр? — спросил сержант Йэтс.
— Притворяется, что не знает, кто он. И меня будто бы в жизни не видел. Но это ерунда, Йэтс. Первостатейная собачья чушь. А уж чтобы он забыл, кто такая Ева… Так мы и поверили. Да он бы ее и половиной мозга вспомнил! В коме с отъехавшей крышей не забыл бы. Нет, наш друг Генри крутит своей бабе мозги. И мне заодно. Но вот зачем, Иэтс? Скажи ты мне, зачем?
Ответа на этот вопрос сержант не знал. Он думал о другом: а можно ли быть в коме с неотъехавшей крышей? Как-то не вяжется. Впрочем, в последнее время Флинт частенько изрекает такое, что ну просто ни в какие ворота. Стареет инспектор, стареет.
— А с Новым районом что? Нашли новых подозреваемых?
Сержант отрицательно покачал головой.
— Да там сплошь бандюги и бомжи. Одних пустых домов сколько. Поди, обыщи их все! Недели не хватит. Да и потом, они давно уж слиняли.
— Это точно, — вздохнул Флинт. — Небось докурились тогда до одури, а сейчас ни черта не помнят. Но что меня убивает, так это почему он был без штанов?
— Видать, искал приключений на свою… — начал Йэтс.
Но инспектор не дал ему договорить.
— Если ты намекаешь, что Уилт голубой, брось. Конечно, при этакой супруге, я бы не удивился. Что за кайф развлекаться со слоном? Но только мы порасспросили всех кого можно в Техноколледже, и, если верить их словам, Уилт вообще чуть ли не гомофоб. Так что про голубизну забудь. Но все равно, есть в этом деле нечто странное. Конечно, после звонка из Остона стало хоть как-то понятно, чем он мог заниматься. При этом у меня четкое ощущение, что здесь речь не просто об избиении бедного Уилтика. К тому же тамошний суперинтендант упомянул «людей из Скотланд-Ярда» — а значит, они ловят рыбку покрупнее. Рыбину, можно сказать.
— Как будто поджог особняка — это мало. Правда, хоть с головой у него и плохо, я все равно не представляю, чтобы он был на это способен.
— А он и не способен. Исключено. Он не то что дом, костра бы не разжег. Это без вопросов. А уж шмотки… Даже у Генри хватило бы мозгов не бросать их на месте преступления. Но зато теперь мы хоть примерно представляем, где его носило.
В соседней комнате снова зазвонил телефон.
— Это вас, — сказал Йэтс инспектору.
Флинт пошел, взял трубку и через десять минут вернулся в кабинет, радостно сияя.
— Кажется, нас отстраняют от следствия. Лондон посылает сюда двоих ребят из уголовного розыска, побеседовать с Уилтом. Ну-ну. Флаг в руки и желаю удачи. Без нее им из нашего придурка ни черта не выудить.
Глава 31
— Это чертово дело совершенно выходит из-под контроля, — сказал главный констебль остонскому суперинтенданту. Ради того, чтобы поделиться с ним этой мыслью втайне от окружающих, констебль приехал в участок на маленьком автомобильчике своей жены. Исчезновение теневого министра социальных преобразований сильно осложняло и без того непростую ситуацию. Средства массовой информации откомандировали на осаду Лилайн-Лодж новые силы, и дом окружало целое войско журналистов. — Мне звонил министр внутренних дел, спрашивал, куда мог запропаститься Ротткомб, а теневой кабинет буквально в истерике из-за того, какое освещение получает дело. Сначала Бэтглби с поджогом и обвинениями в педофилии, потом эта фашистка с бультерьерами, а теперь еще и идиот Гарольд куда-то провалился. К нам направили людей не то из Скотланд Ярда, не то из МИ-5. Похоже, нам чего-то не договаривают. Подозреваю, это как-то связано с Америкой. Впрочем, бог даст, нас это не коснется. Да, и вот еще что. Когда будете ее брать, газетчиков и прочую шушеру надо удалить. И взять аккуратненько, ясно? Предложения есть? Суперинтендант лихорадочно зашевелил мозгами.
— Нужен отвлекающий маневр, — наконец изрек он. — Чтобы на время убрать журналистов от дома. Только это должно быть нечто сенсационное. Они ведь за Рутой-Шпицрутен не просто так охотятся. В новостях она будет смотреться просто супер.
Они несколько минут помолчали. Главный констебль размышлял, какой ущерб репутации графства может нанести история с теневым министром и его садисткой-женой.
Суперинтенданта больше занимал отвлекающий маневр.
— Кретина бы какого-нибудь с бомбой!.. А настоящая ИРА — вообще идеально. Журналюг бы как ветром сдуло…
Главный констебль покачал головой. Мало, что ли, одной стаи псов? На бомбу вторая набежит… Нет, будет еще хуже.
— Я не могу взять на себя такую ответственность. Да и где достать бомбу? Придумайте что-то попроще.
— Понятно. Как придумаю, доложу, — сказал суперинтендант. Главный констебль поднялся, намереваясь уходить.
— Главное, без лишних сенсаций, ясно?
Ясно, кивнул суперинтендант. Он сидел в своем кабинете, думал свою мрачную думу и всячески проклинал Ротткомбов. Через час к нему вошла девушка-сержант и поинтересовалась, не хочет ли он кофе. Девушка была стройная, светловолосая, с красивыми ногами. Когда она снова вошла в кабинет с бурдой, которая здесь называлась кофе, суперинтенданта посетила одна идея. Он прошел к двери и запер ее.
— Садитесь, Хелен, — пригласил он. — У меня есть для вас работа. Вы можете не соглашаться, но…
Выслушав предложение, сержант, хоть и неохотно, согласилась.
— А бультерьеры? Я не хочу, чтобы меня разорвали на кусочки. Вспомните, что они сотворили с теми репортерами!