— Ну, мальчик мой! Мне пора ехать! — донесся до него голос матери.
Уинстон не верил своим ушам. Как? Уже? Он еще даже не допил чай!
— Мама, а куда мне идти? Или я буду жить в этой комнате, среди ворохов бумаги? — ужаснулся он.
— Нет, молодой человек, — улыбнулся директор. — Эта должность пока занята, но ваши амбиции мне нравятся. Прощайтесь с мамой, а потом вас проведут в вашу комнату.
— В мою собственную комнату? — осторожно уточнил Уинстон.
— Нет. Вы будете жить вместе с еще одним учеником.
Сын и мать обнялись.
— Учись хорошо и всегда слушайся! Вскоре увидимся, — сказала леди Черчилль, быстро заморгав ресницами.
Ее тонкий носик слегка покраснел. Леди Черчилль, пытаясь взять себя в руки, быстро вышла из кабинета директора. Мальчик остался сам. Он тоже изо всех сил старался не заплакать.
— Теперь, юноша, будьте добры, — сказал директор, поднося Уинстону коробку, подписанную его именем. Коробка была пуста.
— Что я должен сделать, сэр? — удивился мальчик.
— Вам следует положить сюда карманные деньги. И не говорите, что их у вас нет — всем мальчикам родители их дают.
— А если я захочу что-то купить? — аккуратно поинтересовался Уинстон.
— Время от времени, раз в месяц, у нас работает лавка, где можно приобрести что угодно, — ответил директор.
— Правда? Мне нужно только попросить мои деньги? — догадался мальчик.
— Именно! Но не более семи с половиной пенсов за раз, — твердо сказал директор, поднимая вверх указательный палец.
Перед глазами у нового ученика школы Сент-Джордж вихрем пронеслись и растворились в воздухе булочки с клубникой и пирожные с кремом. Он очень устал и хотел поскорее попасть в «свою комнату». Пусть даже с еще каким-то мальчиком, но переодеть сухие носки, пахнущие родным домом. О большем Уинстон даже не мечтал. Вместо этого его привели в класс, где сидел мужчина.
— Вы изучали латынь? — спросил он строго.
— Нет, — признался малыш. — Это ведь такой древний язык?
— Плохо, очень плохо. Поколение неучей! Вот, пожалуйста, — учитель протянул ему потрепанную книгу, придерживая пальцем страницу. — Выучите от сих до сих. Вскоре я вернусь и проверю. Попробуйте только ошибиться!
Мужчина быстро вышел, оставив мальчика одного.
— Мensa — стол, — прочитал Уинстон про себя. Пожав плечами, он решил сделать это вслух. — Mensa — о, стол, mensam — стол, mensae — стола, mensa — столом, от стола.
Уинстон прочитал еще раз — вдруг он чего-то не понял. Третий, четвертый… Не видя в прочитанном тексте никакого смысла, он решил сделать то, что у него всегда получалось хорошо — выучить наизусть. Но оказалось, что этот трюк проходит только с чем-то интересным, суть чего он понимает!
— Mensa — о, стол, — бормотал Уинстон. — Господи… Если вся латынь такая, мне ее никогда не победить!
Вернулся учитель.
— Как успехи? — спросил он, рассматривая свои желтоватые ногти.
— Mensa — стол, mensa — о, стол, — бодро начал Уинстон.
Строгий учитель поднял на него глаза. От волнения мальчик даже вспотел, а только что выученные слова вдруг испарились…
— Mensae — столом… От стола… Со стола…. — пытаясь определить «правильный ответ» по непроницаемому лицу латиниста, бормотал он.
— Ясно, — отчеканил учитель, поджав губы. — Вы хоть поняли, о чем это?
— Возможно, это какая-то молитва о столе? Молитва того, кто не имеет стола и кому он очень нужен, — предположил Уинстон. — Ведь во многих странах молятся именно на латыни!
— Интересная версия. Но ложная, — глумливо сказал учитель. — Может, вы хотели бы задать вопрос?
— Да! — воскликнул Уинстон. — Почему «mensa» означает не только «стол», но еще и «о, стол»?
— Это звательный падеж в латыни. Он используется, когда вы обращаетесь к столу, взываете к нему, — учитель уловил выражение ужаса на лице нового ученика и вздохнул. — Не поняли? Когда вы говорите со столом.
— Но я не разговариваю со столами! — воскликнул Уинстон.
— За грубость вас накажут. И поверьте, весьма строго, — забарабанив пальцами по столу, сказал учитель. — Безнадежный случай. Даже хуже, чем я ожидал.
Он вышел, оставив озадаченного мальчика одного.
«Mensa, — думал Уинстон. — Вот что действительно безнадежно. Бред какой-то».
Вскоре появился еще один человек — пожилой. Уинстон мгновенно определил, что это не учитель, а кто-то «безопасный». Мальчик почти успокоился, когда этот слуга велел ему идти за ним в комнату. «Наконец-то», — радостно подумал Уинстон. Но идя по коридору, действительно освещенному настоящими электрическими лампочками, в разговоре двух мальчиков он четко услышал слово «розги».