Поздняков понял, что Серебрянский недоговаривает что-то очень важное и делает это не то чтобы намеренно, скорее по привычке.
— Чем же были так ужасны эти обстоятельства? — Поздняков с трудом ворочал языком в пересохшем рту.
Кажется, чаши весов, которые незаметно раскачивал Серебрянский, обрели равновесие.
— Ну как же, все-таки смерть человека… — неопределенно ответствовал он.
У Позднякова кончилось терпение:
— Да ладно вам темнить, говорите уж то, что вертится у вас на языке.
— Вы уверены, что этого хотите?
— Уверен, я абсолютно уверен, — заявил Поздняков, внутри которого все буквально клокотало.
— Учтите: вы сами этого хотели, — многозначительно предупредил Серебрянский. — Но я вам уже говорил, что знаю все со слов Ларисы, так что головой ручаться не могу. Так вот, Лариса рассказала мне под большим секретом, что Рунцевич вовсе не вывалился по пьяной лавочке из окна, то есть он сделал это не самостоятельно — ему помогли…
Поздняков почувствовал, как внутри него все напряглось. Такое ощущение, что его нервы одним рывком намотали на кулак, — кажется, он даже услышал характерный звук разрыва. Не такое это простое дело узнать, что двадцать пять лет назад ты свалял образцового дурака. Голос куда-то пропал, и прежде чем удалось что-то произнести, ему пришлось долго откашливаться.
— Вы понимаете, насколько серьезно то, что вы мне сейчас говорите?
— Смею заметить, я вас об этом предупреждал, — напомнил Серебрянский.
— Я не забыл, — Поздняков упрямо гнул свою линию. — Обещаю больше вас не перебивать. Пожалуйста, рассказывайте дальше.
— Дальше так дальше, — смиренно вздохнул Серебрянский и неожиданно слегка подался вперед, — только это довольно длинная история. По крайней мере началась она не в пансионате, там она подошла к логическому концу, если можно так выразиться. А началась она даже не на нашей с Ларисой памяти, мы с ней просто подключились к давно отработанному сценарию. — Он помолчал, продолжая шевелить губами, и вдруг спросил: — Вы когда-нибудь слышали о литературных неграх?
— Что?!
— Литературные негры — явление довольно распространенное в писательских кругах. По крайней мере было распространенным в те годы, о которых идет речь. Услугами таковых пользовались некоторые маститые авторы и даже те, кого считали живыми классиками. Схема, кстати, довольно незамысловатая: возле известных писателей всегда крутились начинающие, в том числе и студенты Литинститута вроде нас с Ларисой. — Он горько усмехнулся: — У автомобилистов принято называть начинающих водителей «чайниками», не так ли? Это остроумное наименование распространяется и на жаждущих признания молодых авторов. Поверьте, самолюбия в них меньше, чем у прочих смертных, они готовы внимать так называемым классикам с утра до вечера и вывернуться наизнанку, лишь бы только увидеть свою фамилию на блестящей, пахнущей типографской краской обложке. Нет такой жертвы, на которую ради этого вожделенного мгновения не пойдет «литературный чайник»! Так вот, двадцать пять лет назад мы с Ларисой были самыми настоящими «чайниками», закипающими от честолюбия и нетерпения. Неудивительно, что мы почти без колебаний согласились перейти в категорию литературных негров, да что нам еще оставалось? Ведь в те времена можно было даже не мечтать пробиться самостоятельно. А здесь, по крайней мере, было какое-то подобие джентльменского соглашения по принципу: отработаешь положенный срок на чьих-то «плантациях» — получишь путевку в самостоятельную литературную жизнь, то бишь протекцию.
— Вы вместе с Ларисой заключили такое джентльменское соглашение? — прошептал Поздняков.
— Истинно так, — Серебрянский кивнул головой. — Только в моем случае соглашение, как бы вам сказать, имело более конкретный характер. У Ларисы, в силу известной специфики, все оказалось сложнее… Ну, знаете ли, красивая молодая девушка, которая смотрит тебе в рот и полностью от тебя зависит, а тебе уже под полтинник и жена у тебя желчная мегера, хотя и генеральская дочь… В общем, Ларисе пришлось отдуваться на двух фронтах: на литературном и, мягко выражаясь, на личном. Собственно, только поэтому она тогда и оказалась в пансионате в роли свидетельницы несчастного случая, который в действительности таковым не был.
— Она была там со своим любовником? — Поздняков неожиданно обнаружил в себе почти олимпийское спокойствие. Словно речь шла не о той Ларисе, которая тогда же дарила свою любовь ему, еще молодому и полному щенячьего восторга.