— Что поделать, — вздохнул Строг, — браслет сделал их послушными, но лишил инициативы, оставив из разума только примитивные желания. Когда найдутся остальные артефакты, все изменится, они станут обычными людьми, только почитающими меня как божество. Я буду владеть этим миром.
— Но ты же должен будешь отдать то, что найдешь Ледяной горе? — Фарт удивленно вскинул брови. — Он же так приказал.
— Ты ничего не понимаешь. Я оставлю артефакты себе и заставлю этого убыра служить. Он будет тапочки в зубах приносить по утрам, двор охранять и лаять по моему приказу. Я слишком умен, что бы добровольно отдать какой-то там твари огромную власть. Этот мир будет моим! — Строг наконец отвернулся от окна и повернулся к гостю, резко сменив тему разговора. — Что там в рюкзаках нашли?
— Каких? -Не понял его тот, выпучив глаза, так, что они вылезли из орбит.
— Ты что, вообще дурак! — Рявкнул возомнивший себя богом садист. — У пленника нашего, да его сбежавшего друга конечно. Какие еще рюкзаки могут меня интересовать, не твой же.
— Ааа… — Протянул с пониманием Фарт. — Отличный автомат там нашелся, бесшумный, отдачи нет и бьет далеко, я одного из рабов из него пристрелил, прямо от западных ворот и на входе в рудник, а ведь там километра полтора, представляешь, хозяин, с первого выстрела попал. — О надул губы. — Ты же отдашь мне этот ствол? Да? Еще там кольт, маузер патроны, еще кой-какое барахло и кинжал есть странный, острее бритвы штука, я неосторожно в руке сжал лезвие, и чуть пальцев не лишился. Вот, смотри. — Он вытянул ладонь с глубокими, кровоточащими порезами на всей пятерне. — Ну и рубинов прилично, я считаю плохо, но горстка большая.
— Автомат забирай, заслужил, — кивнул ему Строг, — пистолеты на склад, а кинжал и рубины неси сюда. — Он вновь выглянул в окно. — И вот что еще, — задал он еще один вопрос, который заставил Илью похолодеть от ужаса. — Откуда тут этот штакетник?
Звероподобная рожа высунулась наружу, недоуменно уставившись на прислоненный к стене шест. Илья от страха едва не свалился вниз, ведь стоит кому-нибудь из этой парочки протянуть руку, и они нащупают его невидимое тело, тогда конец всему.
— Так это рабы наверно оставили, когда ремонт делали, — пожал плечами Фарт. — Я же говорил, что они ленивые, и сами ни за что работать не будут. Их пинать надо, тогда только шевелиться и начинают.
— Ладно, — скривился недовольно Строг, — тащи трофеи из рюкзака беглецов и проваливай. Все тащи, я посмотрю и подумаю. Устал я и есть хочу. Распорядись там немедленно обед принести, и Угрюма сегодня больше не трогай, пусть немного на солнышке прожариться, подождет. Незнание своей участи, это самая лучшая пытка на свете. Сам себе мозги сожрешь, думая, что впереди ожидает. Как сказал какой-то умник: «Ожидание смерти, страшнее самой смерти», и он прав. — Он вдруг сощурил злобой глаза и рявкнул так, что Фарт вздрогнул. — И убери эту палку от стены, и вообще весь мусор, что после ремонта остался. Ни до чего сам додуматься не можешь, все говорить надо! Тупая скотина!
Фарт метнулся вон, но быстро вернулся обратно, и отдал Строгу рюкзаки Максима и Игоря, что-то хотел еще спросить, но наткнувшись на раздраженный взгляд хозяина выскочил, едва не снеся с петель двери. Хозяин дома прошел куда-то в глубину комнаты, и видимо сел то ли в кресло, то ли на кровать, Илья не видел этого, а только догадывался о происходящем по характерному скрипу, так как эта часть помещения находилась вне поля зрения. Строг молча загремел перебираемыми вещами друзей.
Вы когда-нибудь висели зацепившись за оконную раму, имея в качестве опоры под практически голыми ногами в тряпичных обмотках, ржавый гвоздь, впивающийся в ступню, с явным намерением проткнуть? Илья это состояние описывал себе не иначе как только междометиями и матом, хотя был воспитан культурным юношей, не использовавшим в лексиконе таких слов, но эмоции не спрашивают о воспитании, на то они и эмоции, что бы не следовать правилам.
Сколько времени прошло? Тень сбился со счета, нудных, тягучих секунд ожидания, сплетающихся в нескончаемые страдания. Тело затекло, гвоздь, иглой палача входил все глубже и глубже в кожу, еще немного и окончательно проткнет ступню, из обуви на которой, только намотанная грязная тряпка. Вцепившиеся в оконную раму пальцы намертво свело спазмом тупой боли, разрывающей мышцы. Единственное, о чем мечтал юноша больше всего, так это о том, чтобы проклятого садиста поскорее позвали обедать, и он наконец вышел из комнаты, а чего боялся больше всего, так это, что хозяин комнаты никуда не уйдет, а устроиться жрать тут же. Больше ни о чем другом Илья думать не мог, и только все больше и больше ненавидел Строга.