Взмахнув он театрально отвел руку в сторону, и бросил вверх тряпку. Когда шесть глаз одновременно повернулись в ту строну, он резко прыгнув, и разорвав расстояние, отрубил голову замешкавшейся крайней к нему змее, которая попыталась сама прыгнуть, но не ему на встречу, а в попытке впиться зубами в раздражающей ее, незнакомый предмет. Вновь оглушающий вопль, и уже приступившие терзать, как псы, тряпку твари замерли, не понимая что происходит, и что послужило причиной смерти еще одной из них. Художник знал, что делал, и не терял времени даром, еще одна голова и еще один предсмертный крик, и теперь их только двое.
Последняя оставшаяся змея, резко прыгнула в сторону, разорвав расстояние, затравленно оглянулась, словно ища поддержки у кого-то сзади, и быстро скрылась в щели, между камней.
— Вот это правильно, вот так бы сразу, — улыбнулся Художник. — Ты все правильно поняла, что со мной лучше не связываться.
— Ты просто наглый игрок, возомнивший, что можешь делать все, что захочешь в моей локации. — Прогремел как весенний, гром шипящий голос. — Ты убил моих змей. Зря ты так поступил.
Над одним из зданий показалась огромная, вытянутая, характерная голова. Яд капал с алмазных клыков, антрацитовая, полированная шкура, играла голубоватыми всполохами пробегающего по ней электричества.
— Ну вот и папочка заявился, и ждать долго не пришлось, — прошептал Художник. — Сейчас и решится, правы мы были в своих домыслах, или я сдохну на этих миленьких, полуметровых клыках. Эй! Образина! Ты чего за дом спрятался? Боишься? — Крикнул он как можно громче. — Вылезай, не бойся, я женщин, детей и больных не трогаю.
— Нахал, — рассмеялся Шем-кишке, так, что остатки штукатурки и куски поеденных временем кирпичей посыпались со стен домов. — Ты мне уже нравишься, и за это, я убью тебя без боли, ты просто умрешь во сне. Надеюсь что и мясо у тебя с такой же перчинкой, как и язык. Я люблю остренькое.
— Да ты гурман, — хмыкнул Художник. — Боюсь, что обожжешься ты об меня, или подавишься, костлявый я больно для такого извращенца как ты, железа во мне много.
— А вот сейчас и проверим, — разозлился неожиданно змей, и между его клыков блеснула молния. Резко запахло озоном и глаза огромного гада, вспыхнули голубоватым свечением, а зрачки из вытянутых, кошачьих, стали вполне человеческими.
— Ну вот и проверим, — вздохнул Художник.
Глава 26 Неожиданный финал охоты
Шем-кишке, непобедимый, бессмертный змей, вселяющий ужас только упоминанием о нем, разозлился. Этот наглый червяк, по началу понравившийся ему своей непосредственностью, начал хамить, и угрожать. Теперь он умрет, и не так легко, как задумывалось ранее, умрет не во сне, летая в блаженных грезах, а страшной, мучительной смертью.
Змей усыпит наглеца, посмевшего бросить ему вызов, потом обездвижит, затем разбудит и начнет отрывать от живого тела маленькие кусочки плоти, прижигая раны, что бы тот не истек кровью, и насладился всеми муками, приготовленными ему Шем-кишке.
Этот наглец будет видеть, как медленно тает его собственное тело и ужас поселится в наглых глазах, он будет мечтать поскорее умереть, но змей не даст ему легкого избавления, и лишь когда останется в живых только перекошенная от ужаса и боли голова с наполненными безумством глазами, Шем-кишке засмеется и скажет, что ему очень понравилось мясо с перчинкой, и на десерт, очень кстати подойдут сладкие мозги, и что игрок совсем даже не костлявый, а вполне себе даже упитанный. Вот тогда-то он и подарит ему долгожданную смерть, о которой тот молил.
Взгляд змея начал медленно затуманиваться, вытянутые зрачки наливаться голубоватым свечением, а тонкие, черные губы растягиваться в улыбке торжества неминуемой победы, с последующим удовольствием от вкушения ее плодов. Не прошло и доли секунды, времени, которого не хватило бы на принятия самого быстрого решения, как словно из грозовой, бурлящей первозданной стихией перемешиваемого мироздания тучи, из его двух глаз ударила, искривляя пространство, соединившаяся в одно целое ровная как стрела молния. Не было никакого грома, только тихое, на грани слышимости шипение закипающего на кухонной плите чайника, с легким посвистыванием.
Художник покачнулся, почувствовав легкое головокружение. Дикое желание растянуться тут же, прямо на дороге, среди мусора и пыли разрушенного временем города, закрыть глаза и уснуть, крутанулось нестерпимым желанием в голове. Там, в этом сне, и только в нем, он найдет, то, что искал, свою Аленку, там он найдет покой, приют, и защиту от всех невзгод Уйына. Он закрыл глаза, проваливаясь в сон.