— Ты наглый, самоуверенный игрок! — Голос Полоза прерывался на хохот. — Даже обидится на тебя не могу, ты нашел выход даже там, где его нет. Я сделал этот квест невыполнимым, но ты его выполнил. Не сомневаюсь, что когда смерть заберет твою душу, ты извернешься так, что умудришься вернуться из загробного мира обратно в этот, и непременно с косой костлявой старухи в руках в виде трофея. Я открываю проход. Ты выполнил задание, даже не потрудившись подумать над ним, и провалив, а потому положенной награды в виде обещанного бонуса не будет, не заслужил, хотя и насмешил меня.
— Я не согласен. — хмыкнул Максим, все условия мной выполнены. В следующий раз задания будешь давать поконкретнее.
— Я постараюсь тебя не разочаровать в будущем, если конечно оно будет, это будущее, и ты выживешь в шахте. — Стал серьезен внезапно Змей. — Мне очень хочется верить в твою удачу, ведь ты пока нужен мне. На тебе завязано очень многое в этой игре, и ставки слишком высоки.
— Удача у меня задрана выше головы, — рассмеялся Художник. — Так задрана, что Угрюм всей душей желает ей лечь спать и не помогать больше. — Он махнул рукой, словно поставив точку. — Открывай проход, хватит попусту болтать, я не верю ни единому слову, что ты мне говоришь. Этот мир создан тобой, и живет по твоим правилам. Тут даже муха без твоего согласия не сдохнет. Я не знаю, что ты там задумал, и не хочу знать. Ты даешь задания, а я их выполняю, получая в конце награду. Все что я хочу в конце пути, это найти свою жену, и вернуть ее домой.
— Ну что же, верить, или не верить, это твое право. Главное, что ты в деле. Заходи. — После этих слов стало на миг тихо, а потом в пустоте, раздалось журчание ручья и проход стек под ноги Художника, растекшись грязной лужицей.
Из открывшегося проема пахнуло сыростью. Темная шахта, с уходящими куда-то в глубину ржавыми рельсами на гнилых шпалах, не вселяла ничего, кроме отвращения. Видимость оставляла желать лучшего. Что тут служило источником света непонятно, но подземный мир не был погружен в кромешную тьму. Словно бредешь в сгустившихся сумерках под затянутым тучами, скрывающим луну и звезды небом. Серые тени и черные стены, никаких красок, и одно только радует, хоть что-то видно.
Максим шел не торопясь, внимательно всматриваясь вдаль и рассматривая стены на предмет возможных проходов, грозящих внезапным нападением. Тишина. Зловещая, оглушающая тишина, даже капли не падают с потолка, только скрипит под подошвами песок, создавая впечатление, что этот грохот из-под ног, слышит вся округа, и готовится встречать не прошенного гостя.
Он уходил по штольне все глубже и глубже, но никаких признаков жизни не находил. Ему были нужны змеи, но они словно вымерли. Наверно было бы можно отчаяться в поисках и махнуть рукой, но Полоз не просто так закрыл эту локацию, присвоив ей, кодированными вопросами вход, статус испытательного полигона. Твари здесь есть, и наверняка более опасные, чем их наземные родичи-самцы. Он просто еще до них не дошел, или они готовят хитрую ловушку.
Наконец хоть что-то изменилось в его монотонном, пожирающим нервную систему путешествии. Он дошел до первого перекрестка.
Прямо зияла яма провала, с теряющимся в черноте дном. Спускаться туда безумие. Веревки нет, и где эта яма заканчивается не видно. Прыгнуть вниз, понадеявшись на авось, с его-то удачей, значит просто совершитьакт суицида.
В лево ход шел на подъем, там то же было относительно светло, но рельсы уходили в право. Туда и направился Художник. Если приходится выбирать между равными возможностями умереть, то выбирай первую пришедшую на ум, она всегда оказывается правильной, и дающей возможность все-таки, не смотря ни на что выжить.
Пройдя всего несколько шагов, он нашел наконец то, что искал, но был на столько ошарашен увиденным, что опешил.
В сложенных кольцом, в виде гнезда, камнях, на песчаной подушке, обнаженная женщина кормила грудью младенца. Их, практически ангельские лица, светились, в буквальном смысле этого слова, розоватым свечением, изнутри. Женщина, подняла голову, и посмотрела на Максима такими нежными, небесной глубины глазами, в которых светилась такая безграничная любовь, что у него замерло сердце. Красные губы, улыбнулись ему какой-то растерянной улыбкой, присущей той женщине, которая кормит свое дитя и любит в это мгновение весь мир, не ожидая от этого самого, жестокого мира ни какого зла. Она счастлива.
В единый миг все поменялось. Глаза ее полыхнули огнем, зрачки вытянулись, губы посерели и из приоткрывшегося рта вытянулись острые как иглы клыки. Прижав к груди младенца, она свилась в спираль, невидимым ранее змеиным телом, приготовившись защищаться.