— Давай, сделай бабушке приятное, подними этого воина. — Скелет опустил на грудь Максима подрагивающую нетерпением змею. — Не дергайся, не любит она этого. — Погрозила Синюшка вздрогнувшему от прикосновения ледяного тела Художнику, костлявым пальцем. — Тому кто мертв смерть уже не грозит. Второй раз не умереть. Терпи, сейчас будет больно.
Кобра быстро поползла по телу, оставляя после себя след обмороженной, покрытой инеем кожи, которая тут же вздувалась, и лопалась волдырями обморожения. Змея на миг замерла, и словно собравшись с силами, начала медленно заползать в незаживающую рану. Максим сжал зубы.
— Вот и хорошо. — Проскрипела Синюшка, и повернулась к Угрюму. — Хлеб давай, недотрога. Я слово свое сдержала. Сейчас поднимется твой друг.
Но Максим ничего этого не видел, и не слышал. От резкой, нестерпимой боли он сдавленно вскрикнул, и потерял сознание.
Глава 7 Дорога назад
Когда Художник очнулся, то увидел над собой озабоченное лицо Угрюма, а рядом с другом, на подлокотнике дивана скелет, с накинутым на плечи саваном, смачно чавкающим, и скрипящим костью, на непонятно на чем держащейся на черепе челюстью, заглатывающим куски хлеба мисов, которые пропадали, словно тая, проваливаясь между желтых ребер. Вольт-Рента в пещере-библиотеке не было.
— Ну вот! А ты отравила, отравила! — Проскрипела смешком бабка Синюшка. — Я милок никого и никогда не травлю, мне не надобно этого, я лечу тут всех, а ежели что… Ежели кто меня обидеть надумает… — Она скосилась на Угрюма. — Так за меня есть кому и заступиться. Змей в подземелье много, и не все как Чернушка моя, добрые. Стоит свистнуть, и все тут, как тут окажутся. Кто ядком добрым врага попотчует, а кто и удавит. — Она посмотрела красными, вспыхнувшими в них углями злости глазами на Максима. — Ну что, внучек? Очухался уже? Вот и славненько. Тогда вставай скорее с ложа смерти, рано тебе еще, оно не для живых. Соскакивай говорю, дурень, чего развалился? Не помнишь, о чем предупреждала! — Злобно рявкнул скелет, толкнув ногой Художника. — Совсем на радостях страх потерял.
Максим скатился на пол, и тут же вскочил на ноги. Ругаться со вздорной бабкой не стал, а осмотрел себя. Грудь чесалась, но раны больше не было, чистая, слегка розовая кожа, затягивала то место, где совсем еще недавно была незаживающая дыра. Во всем теле появилась удивительная легкость, и желание бегать, и прыгать.
— Что? Хорошо тебе? Знай бабку. Тебе еще от Чернушки, в подарок, дар достался. — Скелет закинул в рот последний кусок, смачно прожевал, и завалился на диван, завернувшись в саван. — Теперь твоя регенерация в два раза быстрее происходить будет. Ну чего вылупился-то? Говорю, теперь если порежешься, то через два дня даже шрама не останется. Главное не помереть, от смерти дар не избавляет. — Ну вот вроде и все. Что обещала исполнила. Идите теперь отсюда, мне отдохнуть надо. Там за дверью стражник ждет, он проводит куда надо. Проваливайте.
***
Призрачная сеть? Что это такое понять обычному человеку невозможно. Сплетенная из чего-то потустороннего, в принципе того, что и существовать-то в этом мире не могло, не имеющее веса, сотворенное из клубящегося маревом и искрящегося мраком ничто, слегка покалывающее кожу.
В заваленной хламом пещере, куда проводил друзей стражник, их ждали Вольт-Рент и еще один, похожий на квадрат, щурящий хитрые глаза коротышка, в потертом, кожаном фартуке и чепчике на одно ухо. Он-то и отдал эту удивительную сеть, после долгого торга с «Сиятельством», в процессе которого они несколько раз друг друга обвинили в скупердяйстве, сослались не единожды на свои заслуги перед царями и перед народом сихиртя. В итоге оба покраснели, покрылись каплями пота, но всё-таки пришли к взаимовыгодному соглашению.
Теперь Максим держал чудо, постреливающее в кончики пальцев легким электрическим разрядом, и с недоумением смотрел на Хранигора, который все, за что торговался получил, но руки которого все равно тряслись, и периодически тянулись к отданной Гвоздеву сети.
Жадный коротышка, по уши заросший рыжей, соединяющейся с бровями в единое целое бородой, со сверкающими из нее зелеными, жадными глазами с большим трудом отдал ее Гвоздеву, в обмен на обещанный титул «Кладовщик ее величества», обещанный Воль- Рентом. Руки его предательски подрагивали, а голос сбивался в хрип.
— Аккуратнее с ней, не зацепите и не порвите, залатать не получиться. — Не сводил изумрудных глаз с сети Хранигор. — Мастеров больше таких на свете нет. Вещь редчайшая, и цены не имеющая.
— Не трясись ты, скупердяй. — Улыбнулся Угрюм. — Попользуемся и вернем. — Нам она без надобности.
— Вы чужаки. Веры вам нет. Если бы не Вольт-Рент, не видать бы вам сети. Не знаю как вы огни блуждающие, в нее заманите, то ваше дело, но умоляю, только не порвите. — Вздохнул Хранигор.
— По одному ловить их не получиться? — Максим поднял на него глаза.
— Нет. Если по одному вылавливать, то пока следующего попытаешься зацепить, сеть раскроешь, предыдущий непременно выпрыгнет, да и поймать их проблематично. Шустрые больно. — Вздохнул будущий «Кладовщик ее величества». — Словно чувствуют, что сейчас делать будешь, не подпускают. Пробовали мы уже, да только ничего не получилось.
— Это усложняет дело. — Задумался Гвоздев. — А что они любят, огни эти?
— Шутить и гадить. — Буркнул стоящий рядом Воль-Рент, и поморщился. — Мерзкие твари. Замучили всех тут своими подлыми выдумками. Зачем только Полоз создал такую мерзость.
— Я имею в виду из материального, что их может заинтересовать? Из вещей, или еды? — Художник перевел взгляд с призрачной сети на коротышку.
— Материальное?.. — Задумался тот. — Драгоценностями их вряд ли удивишь. Если только есть что-нибудь необычное?.. Такое чего тут нет, или давно не было. Редкость в общем нужна, на другое они не клюнут.
— Редкость?.. — Улыбнулся загадочно Максим. — Есть у нас такое… Что еще об их повадках рассказать можете?
— Да вроде больше нечего и рассказывать. — Вздохнул Вольт-Рент. — О них не так много известно. Вроде вот и на виду они, а больно уж скрытные. Одно слово: «Пакость».
***
Они расположились со стороны прохода во владения племени сихиртя, около моста. Изобразили вид беззаботно отдыхающих людей, которым не может ничего угрожать. Разожгли костер из каменного угля, который им дал с собой Вольт-Рент, и кипятили на неторопливом огне чай. На брошенной между ними куртке Художника, как на скатерти, лежали два куска имэка, и две пустые кружки. Угрюм прикрыв обратной стороной ладони лицо, и положив кулак под голову мерно посапывал, как казалось, глубоким сном, а Максим сидел напротив, поджав ноги, и кивая сонной головой, рискуя стукнуться лбом о колени, боролся с дремой, изредка протирая слипающиеся глаза.
Вид безмятежного лагеря, где даже дозорный изнывает от скуки, и еле сдерживается что бы не захрапеть, манил своей безалаберностью. Такой ограбить плевое дело, а уж потешить свое любопытство, тем более вещью, которой не видел несколько веков… Ну как тут удержаться?
Потерянные души появились с обратной стороны моста, и закружились там, не решаясь приблизиться, и издали наблюдая за спящими игроками.
Угрюм повернулся на бок, и положив руку на лежащую перед ним куртку Максима, смачно захрапел. Художник покачнулся, и едва не упав, мгновенно проснувшись, недоуменно оглянулся. Посмотрел на друга, улыбнулся, сонной улыбкой, человека, который должен сделать что-то неправильное, но уже простившего себя за это, и завалившись с другой стороны собственной одежды, положив одну руку на кулак, а другую на рукав, засопел блаженным сном безмятежного младенца.
Огни заволновались. Любопытство в них боролось с осторожностью, и не удивительно, ведь они оставили этих игроков в практически смертельной ловушке, а те каким-то образом выбрались, и теперь развалились тут, на берегу реки. Безмятежно спят, да еще и смутно знакомые предметы лежат перед ними, и манят посмотреть: «Что же это такое?».