— Погоди, — Художник коснулся плеча друга. — Пусть объяснится.
— Чего тут объяснять. Накосячил я тут знатно. Дочь самого Полоза обидел. В то, что меня в разломе ждет освобождение не верю, не простит меня змей, убьет окончательно, а ввязавшись в драку, на стороне добра, у меня будет шанс, — Барин посмотрел в сторону выстраивающихся в боевой порядок ореков. — Пусть маленький, но будет.
— Верю, — усмехнулся Художник. — Вот если бы ты мне про совесть, или честь петь начал, то послал бы тебя куда-подальше, а так верю. — Он обернулся к Угрюму. — Мы никуда не идем, и Барин остается с нами. Он ради собственной шкуры стараться будет, а значит не предаст и не убежит.
— Может ты и прав, — пожал плечами друг. — Давай думать, как воевать будем? У нас оружия против этих тварей нет. Сосульку-то мы мисам подарили, а по другому этих ореков не завалить.
— Держи, — Максим протянул Игорю автомат. — Стреляешь ты хорошо. Бей им по ногам, как я когда-то убыру. Убить не убьешь, а на землю свалишь, ну а я попробую кинжалом поработать, вдруг он не хуже сосульки справиться.
— Не! Не согласен я. Ты стрелок от бога, тебе и стрелять, а я с кинжалом лучше повоюю, мне привычнее, — отрицательно мотнул головой Угрюм. — Только на землю вали тех, кто ко мне поближе, не люблю бегать.
— Как знаешь. — Кивнул Максим. — Только будь поаккуратнее, не подставляйся.
Бой начался с поражения стаи. Разогнавшийся клин огненных волков врезался в каменную стену ореков, и не пробив, развалившись, на прихрамывающих хищников, оставив несколько угасающих углями, подернутых седым пеплом тел, откатился на старое место, где вновь начал выстраиваться для очередного рывка.
Рыкал, стоящий все это время в стороне, и руководивший битвой издали, занял на этот раз место на острие клина, а рядом с его могучими лапами, прижавшись к земле, и ощетинившись огненной шкуркой замер Гав.
Огневушка не вмешивалась в схватку. Что ей руководило непонятно, но она лишь улыбалась молча, и поглядывала с гордостью на своего питомца.
— Наш выход, братан, — Улыбнулся Угрюм. — Эти гордые воины, — он мотнул в сторону волков головой, — считающие, что обманывать врага нельзя, морды себе разобьют об ореков и передохнут, сохранив себе честь, но не завоевав ни победы, ни славы. Как только я подбегу к строю, вали ближайшего ко мне, и будь готов. — Он обернулся к Рыкалу. — Слышь ты, вождь огнерожих! Как только мы с братаном дырку в ореках проковыряем, пулей туда, второго шанса может и не быть. — Он сорвался с места и рванул в сторону вражеского строя, сжимая в руке хрустальный кинжал и заорав во все горло: — А вторая пуля в сердце ранила меня!
Тварь, на которую нацелился Угрюм, ехидно ухмыльнулась, поднимая над головой кулак, и приготовившись одним ударом вмять в землю, несущуюся на нее букашку, в которой не чувствовала никакой опасности.
Когда до строя осталось пару шагов, в руках Максима вздрогнул автомат. Коленная чашечка секунду назад ухмыляющегося орека, разлетелась каменной крошкой, и потерявший равновесие монстр, состроив удивленную морду, начал медленно заваливаться набок, расталкивая телом стоящих рядом с ним тварей, и сея сумятицу.
Угрюм в этот момент уже влетел во вражеский строй, и не останавливаясь ни на миг, развернувшись, запрыгнул на спину очередного орека и воткнул кинжал тому в затылок.
Ожидаемого результата не последовало. Монстр лишь поморщился от боли, и начал пританцовывая кружить, вокруг собственной оси, и молотить себе за спину огромными кулаками, пытаясь достать назойливого человека, который не останавливаясь втыкал ему в голову нож, и проворачивал там, пытаясь достать несуществующий мозг.
Ни у одного, ни у другого ничего не получалось. Угрюм был слишком ловок, что бы подставиться под удар, а орек не хотел умирать, без применения отданной мисам сосульки, но несмотря на патовую ситуацию, безрассудный поступок игрока привел к положительным результатам. Пританцовывающая от боли, и жажды поквитаться, тварь, окончательно разрушила строй, и в образовавшуюся брешь ворвалась стая.
Сражение тут же распалось на отдельные схватки. Волки рвали огненными клыками шипящие паром ледяные тела, оставляя жуткие раны, а ореки вбивали, высекая искры, огромные кулаки в бока, и головы хищников, ломая ребра, и круша черепа. Угрюм метался от одной схватки, к другой, подрезая сухожилия на ногах ореков, а Максим безостановочно стрелял издали, все так-же целясь в коленные чашечки.
Барин, как оказалось, не смотря на подлую душу, не был трусом. Он сцепился с одной тварью, облапив ее вытянувшимися призрачными руками, каким-то чудом обретшими плоть, и рвал зубами горло, сам при этом медленно вытекая, из раздавленного тела каплями, желтоватой слизи. Он умирал, но умирал и его враг.
Рыкал бился сразу с двумя, метаясь и нанося страшные раны, от одного к другому, сам при этом оставаясь не уязвимым. Не смотря на кажущуюся старость, ловкости и силы в нем было больше, чем в любом из волков стаи.
Гав преобразился. Едва он ворвался в образовавшуюся брешь в строю врага, как тело щенка вытянулось в огненную стрелу летящей в атаку собаки, и воткнувшись в одного из ореков, взорвалась слепящим светом, разорвав тело монстра, на несколько частей. Щенок, а вернее теперь назвать его: «Огненный пес», тут же метнулся в другую сторону, целясь в следующую тварь, но та успела отреагировать, и отбила когтями несущуюся на нее угрозу.
Гав, с разорванным боком, кувыркнулся в воздухе, рухнул в пепел, устилающий землю, подняв облако пыли, но тут же вновь вскочил, и кинулся в бой.
Огневушка стояла в стороне, и гордо улыбалась, что-то беззвучно шепча в сторону своего питомца, но в бой так и не вмешивалась.
Проход в мир зимы, окончательно остыл, перестав выпускать клубы пара, и как только это произошло, оттуда полезли люди. Они мгновенно рассыпались в разные стороны, и делали то, что делал до этого Максим, только со стороны врага. Они стреляли в волков, не причиняя им особенного вреда, но все же сбивая на землю, и помогая этим орекам воевать.
Чаша весов мгновенно склонилась на сторону монстров, и Художник тут же перенес внимание на другие цели, а Угрюм, рухнув на землю, скрылся из видимости, и скоро донесся предсмертный крик умирающего неподалеку человека, а стрельба со стороны нападающих, уменьшился на одну единицу.
Максим не умел промахиваться. Быстро водя стволом, и ловя в прицел «Свидетелей смерти», а никого другого кроме них тут из мира зимы, появиться не могло, вдавливал плавно палец в курок, и улыбаясь падающему телу, переводил автомат в другое место.
Постепенно баланс восстанавливался. Люди, более привычный враг, для прошедшего через войну солдата. Художник и Угрюм, быстро расправились с неожиданной подмогой ореков, и вновь начали помогать уже побеждающим схватке волкам.
Но тут случилось, то, что ни как не должно было случится. Появился тот, кто никогда не покидал своего снежного логова. С ревом разъяренного зверя, взметнув вверх облако снега и черной пыли, ворвался в локацию разлома убыр.
— Это неправильно, дяденька Ледяная гора, ты не должен вмешиваться! — Воскликнула растерянно Огневушка.
Но тот не обратив на крик девочки никакого внимания, кинулся в драку, тут же разорвав в клочья несколько огненных волков. Рыкал и Гав, переглянувшись, одновременно бросились ему на встречу, в отчаянной попытке остановить.
Глава 14 Он ушел, но остался
Это был безрассудный поступок. Тварь не зря была создана Полозом не убиваемой, ее в бою можно было ранить, но вот одолеть невозможно. На что рассчитывали вожак стаи и щенок, кидаясь в безумную атаку, непонятно.
Первым цели достиг волк. Он целился в горло, но убыр оказался на много проворнее, и успел прикрыться лапой. Рыкалу ничего другого не оставалось, как только вцепится в кисть, и погрузив клыки в жуткую плоть, грызть фаланги пальцев с чавкающим хрустом костей, захлебываясь едкой кровью.
Гав же, отличии от старика, смог достичь того, к чему стремился. Вытянувшись в огненную стрелу, он устремился к горлу твари, но немного не долетев, взорвался вспышкой яркого света. Воспользовавшись секундным замешательством, ослепленного монстра, вцепился, и рванул острыми клыками кожу, в районе кадыка, разрывая нити артерий. Желтая кровь хлестнула на выжженную землю, но разве такая мелочь может остановить самого убыра, Ледяная гора.