Художник закрыл глаза.
— Ты чего, братан? Спать собрался? — Воскликнул возмущенно Угрюм, склонившись над другом. — Самое время нашел для отдыха, или тебе по барабану, что мы в ловушке и выхода нет?
— Не истери. Возьми себя в руки. Как ты собрался сейчас бежать? — Максим говорил спокойно, не открывая глаз. — Мы среди врагов, безоружные, а на улице день. Пяти минут не пройдет, как мы снова окажемся в этом хлеву, но связанными куда более тщательно, еще и под охраной, и это в лучшем случае, а в худшем нас просто пристрелят. Ты этого хочешь?
— Да прав ты, прав. Все я понимаю, да только душа горит, сил нет бездействовать. — Угрюм махнул обреченно рукой и начал маятником ходить взад, вперед, остервенело вколачивая ноги в прелую солому. — Не могу я больше ждать. Сил нет.
— Успокойся! — Рявкнул на него поднимаясь, и вставая напротив Художник. — Не будет у нас с тобой второго шанса, не дадут. Сразу надо все делать обдуманно, без суеты. Ночи ждать надо, и тогда уходить. Лучше подумай как выбираться будем? Двери нам никто не откроет, наверняка заперты, — он кивнул в сторону массивных досчатых ворот.
Угрюм на секунду замер, оглянулся и неожиданно улыбнулся:
— Что бы ты без меня делал, братан. Ты когда-нибудь в цирке выступал? — Совсем не к месту спросил он, и не дожидаясь ответа продолжил. — Сейчас испытаешь то, что чувствует атлет на арене. Стой и не шевелись, папка дорогу к свободе искать будет. Стой говорю. — Он схватил за руку пытающегося отмахнуться от него Максима, и заглянул ему в глаза. — Я тебе на плечи встану, как раз до потолка дотянусь. Кажется мне, что он хлипкий, и удастся разобрать. — Больше не говоря ни слова он ловко вскарабкался другу на плечи. — Не дергайся, и так неудобно стоять. — Он начал толкать по очереди доски настила крыши. — Я прав. Парочку можно сорвать. Вот тебе и дорога на волю.
— Слазь, всю спину оттоптал, — беззлобно выругался Художник и улыбнулся. — Дорогу нашли, теперь можно и отдохнуть, До вечера времени много.
— Лишь бы только не заявился кто по наши души. — Спрыгнул на пол Игорь. — Не просто же так нас повязали. Думаю и поспрашивать придут.
— Вот тут мы с тобой бессильны, — вздохнул Максим. — Будем ждать и надеяться на удачу.
— А удача, скажу я тебе, баба стервозная, а в твоем случае еще и знатная, — усмехнулся Угрюм. — Так что готовимся к последним в жизни приключениям. Кулаки страсть как чешутся. Повеселюсь на последок.
— Это я уже от тебя не раз слышал, вот только «последок» твой никак не наступит, — рассмеялся Максим ложась на солому и закрывая глаза. — Если гости заявятся, буди.
— Вот за что я люблю тебя братан, так это за поразительную невозмутимость, — завалился рядом с ним Игорь. — Будить не буду, гости придут, сами разбудят. — Он прикрыл глаза и замурлыкал про себя какой-то блатной мотив.
Не смотря на обстоятельства, совершенно не способствующие отдыху, ведь в такой ситуации любого нормального человека колотит от страха неизвестности и адреналина, Художник не заметил, как уснул.
Ему снилась, раскрасневшаяся от мороза, держащая в руках беговые лыжи и палки, с прилипшим к ним снегом, почему-то в свадебном платье и спортивной красной шапочке, усталая, но счастливая Настя, стоящая на пьедестале почета, на первом месте. Он, как одновременно тренер и судья, одевал ей на шею золотую медаль чемпиона, на розовой ленточке, играла громкая музыка, но не торжественная, как положено в данной ситуации, а веселый вальс.
Настя что-то кричала ему, но из-за ошалевшего оркестра, заглушающего даже рев беснующихся трибун, он ничего не слышал, и лишь глупо улыбался в ответ. Не дождавшись понимания от мужа, девушка размахнулась лыжами, и врезала ему по плечу, да с такой силой, что тот не выдержав дикой боли заорал и тут же проснулся.
Мгновенно грубая ладонь запечатала ему открывшийся в вопле рот, а сильное тело придавило к земле. Художник, тут же открыв глаза увидел склонившееся над ним, взволнованное лицо Угрюма.
— Сдурел?! Ты чего это орать удумал? То улыбаешься во сне, не дозваться, то вопить принимаешься как оглашенный. Очнулся? — Он убрал перекрывшую дыхание руку. — Гости у нас. С замком на воротах кто-то возится, а между тем еще светло, бежать рано. Что братан делать будем?
— Руки за спину и лицом к воротам ложись, пусть думают, что мы все так же связаны и с кляпами во рту, в полутемках сразу не разберутся, — мгновенно сориентировался в обстановке Максим резко поворачиваясь от друга в обратную строну и складывая за спиной ладони.
— А потом что? — Повторил его действия Игорь.
— Будем действовать по обстоятельствам, — прошипел Художник, так как ворота уже распахнулись, впустив в помещение вместе с солнечным светом поток свежего воздуха и судя по шагам, одного посетителя.
— Как отдыхается? — прозвучал насмешливый фальцет, но самого гостя друзья не видели, так как лежали к нему спиной, а он в свою очередь, то ли по невнимательности, то ли из-за плохой видимости в помещении, не замечал отсутствия на них веревок. — Сварг послал меня с приветом, рассказать что еще совсем немного терпения, и вас привяжут по утру к столбу. — Заржал противный голос. — Как вам рифма про утро и столб? Ах да, вы же гости, и про гостеприимный столб ничего не знаете. Поверьте, он великолепен, и вам и всем присутствующим на ритуале понравиться. Вам предстоит познакомиться с самим, истинным хозяином Уйына. Вы так удачно и вовремя зашли в нашу локацию, что упустить такой шанс было бы глупо. — Он снова засмеялся и подошел ближе. Чего молчите? Или не рады? — Носок сапога врезался Максиму в спину в области печени.
Дикая, нестерпимая боль пробила тупым копьем поясницу Художника. Перехватив дыхание, она попыталась сковать щупальцами спазма все тело, парализовав движения, но он, силой воли смог задавить в себе это чувство. Максим, почти теряя сознание, крутанулся, ловко подсекая ноги ненавистного гостя, и уже в шею падающего врага, влетело ребро ладони, с хрустом вдавливая в горло кадык. Он победил, и только после этого позволил себе расслабиться, и со стоном поджав к груди ноги, скуля и подвывая, отдать тело на растерзание немощи.
Враг забился в агонии, задергав в конвульсиях ногами, хватаясь руками за смертельную рану, и делая безуспешные попытки сделать вдох, но вместо этого выплевывал сгустки крови и хрипел. Подскочивший Угрюм, метнулся к нему, но заметив, что все уже кончено нагнулся к Художнику.
— Что случилось, братан? Я не видел ничего. Спиной лежал. Слышал только два удара, и стук падающего тела, а пом ты корчишься. — Он взволнованно разглядывал друга, в поисках раны и пытаясь понять его состояние.
— Эта гнида мне ногой по печени пробил, как по футбольному мечу. Гад. Ты не представляешь, на сколько это больно. — Прошипел злобно выдыхая из легких внезапно ставший густым и горячим воздух Максим.
— И после всего этого ты его умудрился завалить? — Выпучил глаза в недоверии Угрюм. — Но это невозможно. Там такая боль, что тело напрочь парализует.
— Нет, это не я, это он сам оступился и шею свернул, — огрызнулся Художник медленно приходя в чувства. Боль медленно отступала, оставляя после себя ноющую тяжесть. — Печени здорово досталось, теперь долго тянуть будет. Ты посмотри, что у него там с собой, может оружие какое есть, нам бы сейчас очень даже пригодилось.
— Здоровый бугай, — усмехнулся, обыскивая уже мертвое, начинающее медленно коченеть тело Угрюм. — Когда он вошел и заговорил, я думал что недоразумение какое-то мелкое женоподобное пожаловало, а тут медведь целый. Посмеялась над мужиком природа, одарив таким мощным торсом, и таким жалким голоском. Лихо ты его однако завалил, братан. Живем. — Неожиданно воскликнул он, звякнул затвором найденного пистолета. — Макаров, обойма полная и еще одна. Держи, тебе в стрелкотне равных нет, так что владей, — он кинул Максиму оружие. — Ну а это мне трофей, финка, сталь вроде неплохая, но рукоять немного подкачала, не очень удобная. Ну да дареному коню в рот не смотрят, и зубы не считают.