Наконец хоть что-то изменилось в его монотонном, пожирающим нервную систему путешествии. Он дошел до первого перекрестка.
Прямо зияла яма провала, с теряющимся в черноте дном. Спускаться туда безумие. Веревки нет, и где эта яма заканчивается не видно. Прыгнуть вниз, понадеявшись на авось, с его-то удачей, значит просто совершитьакт суицида.
В лево ход шел на подъем, там то же было относительно светло, но рельсы уходили в право. Туда и направился Художник. Если приходится выбирать между равными возможностями умереть, то выбирай первую пришедшую на ум, она всегда оказывается правильной, и дающей возможность все-таки, не смотря ни на что выжить.
Пройдя всего несколько шагов, он нашел наконец то, что искал, но был на столько ошарашен увиденным, что опешил.
В сложенных кольцом, в виде гнезда, камнях, на песчаной подушке, обнаженная женщина кормила грудью младенца. Их, практически ангельские лица, светились, в буквальном смысле этого слова, розоватым свечением, изнутри. Женщина, подняла голову, и посмотрела на Максима такими нежными, небесной глубины глазами, в которых светилась такая безграничная любовь, что у него замерло сердце. Красные губы, улыбнулись ему какой-то растерянной улыбкой, присущей той женщине, которая кормит свое дитя и любит в это мгновение весь мир, не ожидая от этого самого, жестокого мира ни какого зла. Она счастлива.
В единый миг все поменялось. Глаза ее полыхнули огнем, зрачки вытянулись, губы посерели и из приоткрывшегося рта вытянулись острые как иглы клыки. Прижав к груди младенца, она свилась в спираль, невидимым ранее змеиным телом, приготовившись защищаться.
Максим направил в ее сторону огненный кинжал, и замер.
— Чтоб тебя, змеюга проклятая, Полоз недоделанный. Я не воюю с женщинами и детьми. Только твоя извращенная фантазия могла придумать такой поганый квест. — Зарычал он от безысходности. — Что мне тварь делать, мне нужна ее шкура, и в тоже время я не могу убить, рука не поднимется. Она же мать, и на груди у нее ребенок, которого она кормит? Сука ты, Змей. — Он опустил нож.
Змея внимательно проследила его движения, а потом посмотрела в глаза.
— Чего зыркаешь? Что мне делать прикажешь? Там мой друг погибает, и что бы его спасти мне твоя шкура нужна. — Вздохнул Максим. — Ничего не остается, как возвращаться восвояси и пробовать отбить его без бонусов. Сдохну я тут, и к бабке не ходи, и Угрюм то же сдохнет. Ну да ладно, вместе и помирать веселее, он мне почти братом стал. — Он развернулся и быстро пошел в обратную сторону.
— Погоди игрок, — остановил его женский, и если бы не шипение, вполне милый голос. -Разве ты не будешь пытаться убить нас?
— Даже если бы и захотел, то не смог бы, — обернулся Максим и вздохнул. — Рука у меня на тебя не поднимется. Не правильно это с бабами и детьми воевать, пусть даже в змеином облике.
— Ты странный, другие, которые приходили сюда до тебя, сразу начинали стрелять. Глупые, меня не берут пули. Они умирали в мучениях, так и не поняв, что у них не было шансов победить. Ты же пришел с оружием которое меня страшит. Ты принес смерть, но оставляешь жизнь. Это благородно. Что ты хочешь? Зачем приходил?
— Что толку говорить, когда нет возможности исполнить. — Он еще раз вздохнул. — Шкура мне твоя нужна, на браслеты от действия артефакта подавляющего волю. Мне нужно спасти друга, попавшего на пыточный столб. Это очень увеличит мои шансы.
— И всего-то, — раздался шипящий смех. — Всего-то шкура? И эти дурни, которые в меня стреляли то же приходили за ней? Глупцы. Для того, что бы получить шкуру не нужно убивать, я скидываю ее каждый год, после родов и меняю на новую. У меня недавно появился младенец, и сразу после этого я полиняла, старая шкура лежит дальше по проходу, иди, и возьми ее. Это тебе мой подарок за благородство и доброту.
Художник не знал даже что сказать. Невыполнимое задание выполнилось само собой, без каких-либо действий с его стороны. Он только благодарно кивнул ставшей вновь женщиной змее, прошел немного дальше и поднял полированную черную кожу.
— Иди, игрок, не надо слов, они мне не нужны, за тебя все сказали поступки. — Кивнула в сторону выхода, прижимая к груди агукающего младенца змея. — Иди, и не оборачивайся. Пусть удача сопутствует тебе.
На выходе его ждали. Огромный змей раскачивался в переплетенных кольцах, стреляя взбешенными глазами, а сзади него пара дюжин самцов приготовились к атаке.
Максим поправил очки, единственную свою защиту, закинул на плечо добытую шкуру, что бы не мешала, и приготовил для отражения атаки кинжал.
Это конец. Его не выпустят отсюда живым. С одной, максимум с тремя змеями он еще справится, если конечно Шем-кишке сглупит, и вновь попытавшись его усыпить, сам отключится. Но остальных тварей слишком много. Художнику не справиться, они просто задавят его числом.
Но делать нечего, вряд ли змеи тут все передохнут от старости, ожидая его выхода. Жди не жди, а ничего не дождешься. Надо пытаться выбраться из этой патовой ситуации. Максим шагнул вперед из прохода.
— Как ты смог это сделать? — Грозно посмотрел на него Шем-кишке. — Как ты обездвижил меня? — Художник ничего не ответил, и лишь хитро улыбнулся. — Это твои вторые волшебные глаза виноваты? Сними их! — Максим молча, отрицательно покачал головой. — Боишься? — Зарычал змей, и тут его взгляд упал на шкуру на плече Художника. — Ты все-таки сделал это! Ты убил нашу единственную самку! Это конец гнезду, это конец всей локации! — Взвыл он.
— Я никого не убивал, у меня не поднялась рука на кормящую мать. Самка сама отдала мне шкуру, которую скинула после рождения дитя. — Возразил Максим, сам между тем подыскивая более удобное место для обороны.
— Она родила? — Неожиданно рассмеялся змей. — Первый раз за столько лет? — Он вдруг растянулся по земле и приблизил морду к лицу Максима. — Кого она родила, игрок, какое у младенца лицо? Змеиное или человеческое?
— Человеческое, — пожал недоуменно плечами Художник.
— Радуйтесь змеи! — Подлетела вверх морда змея. — Слава Полозу, у нас появилась еще одна самка! Жизнь продолжается. — Забыв о Художнике, змеи подняли такой шум, что у того заложило уши. Они кружили друг против друга в каком-то диком танце и терлись друг о друга носами, а над ними возвышался Шем-кишке и смеялся.
Максим решил воспользоваться шансом, проскочить между ними и сбежать.
— Стой игрок! — Преградил ему дорогу Шем-кишке. — Тот, кто принес такую радостную весть достоин, что бы его проводили из локации с почестями. Ты мог убить, но не убил нашу последнюю надежду, нашу единственную самку, и за это я объявляю тебя другом. Отныне ты долгожданный гость в этой локации. Иди смело, ни одна змея больше не причинит тебе вреда.
Слуги! — Рявкнул он приказ. — Проводить дорогого гостя до выхода из локации, и отдать ему перстень дружбы. Носи его гордо игрок. Ты заслужил это.
Глава 27 Торги
Нам всегда и все хочется сделать быстро, так уж устроена нетерпеливая сущность человека, но по закону так называемой подлости, которая, что не предпринимай, как не старайся, хоть лбом о стену бейся, хоть череп разбей, но она, эта самая подлость, непременно вклинится между желаниями и возможностями. Дела наши неизбежно разойдутся, с ожиданиями во времени и пространстве очень даже далеко. Так далеко, что напрочь забудут друг о друге потеряв всяческий интерес, и ничего тут не поделаешь, закон подлости любит пошалить и поиздеваться над нами.
Этой ночью Максим изнывал от вынужденного бездействия. Нет ничего хуже, чем ждать чего-то очень важного, осознавая при этом, что ничего от тебя сейчас не зависит. Все что мог, он уже сделал и теперь был обречен сидеть и смотреть в потолок, ожидая результатов своих стараний.
Конечно же Художник не сидел, не мог такой деятельный организм бездействовать, он возбужденно мерил шагами комнату Ойки, бормоча себе под нос проклятия в отношении хитрого и неторопливого деда. В уголке, дремал в кресле, и наблюдал за ним Тень, он даже не пытался что-то говорить, так как в прошлую попытку общения, новый знакомый так рявкнул на него: «Заткнись», что еще раз начать разговор парень остерегался.