— Ни в коем случае. Я очень благодарна за приглашение. И обязательно приду еще. Это был лучший ужин за долгое время. А компания была не менее замечательной.
Я выдохнул.
— А что она еще скажет? Да, Элли, я чувствую давление, не хочу приходить и, скорее всего, ваша стряпня мне не зайдет?
Отец захохотал, мама шлепнула его по руке.
— Перестань быть таким юристом, — сказала она, подойдя ко мне, и я обнял ее.
— Тогда ты перестань быть такой обаятельной и милой с каждым встречным, — усмехнулся я и поцеловал ее в макушку.
Мама посмотрела на меня снизу вверх и приложила ладонь к моей щеке:
— Я тебя люблю, Истон.
В ее глазах стояли слезы. Она не знала, как справиться с тем, что мне так тяжело в эту неделю каждый год.
Воспоминания хлынули.
Грусть сдавила грудь.
Большую часть времени мне удавалось справляться, но почему-то именно неделя моего дня рождения была самой паршивой. Когда я завален работой, становится легче. А вот вечеринки и празднования — это для меня худшее.
— Я тоже тебя люблю, мам, — пробормотал я и поднял взгляд — Хенли наблюдала за нами.
— Нам пора? Я провожу тебя. Все равно по пути, — сказал я, и отец похлопал меня по плечу и обнял еще раз. Я пообещал, что заеду завтра за подарками — сегодня-то я был не за рулем.
Мы попрощались и вышли из дома.
Голова немного кружилась, но я начинал трезветь.
— У тебя замечательная семья, — сказала Хенли, когда мы зашагали по дорожке.
— Да. Но временами их может быть… многовато.
— Это лучше, чем противоположное, — заметила она, глядя на реку, которая текла справа от нас.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что жила в доме, где не было ни такой жизни, ни такой любви.
Ее голос был тихим. Я взглянул на нее. Мы шли рядом, и в темноте ее лицо подсвечивалось лунным светом. Она казалась еще красивее.
— Я не воспринимаю свою семью как должное. Я знаю, что у многих нет того, что есть у нас. Мне повезло — у меня действительно потрясающая семья.
— Но? — мягко уточнила она. — Звучит так, будто ты хочешь сказать что-то еще.
Мы свернули на нашу улицу — мой дом был всего в паре домов от ее.
— Это значит, что моя семья правда невероятная, и я их люблю. Но раз в году… мне бы хотелось, чтобы они сделали исключение на мой день рождения. А они отказываются. Так что временами… их бывает просто слишком много.
Она остановилась и развернулась ко мне, когда мы поднялись по ступенькам к ее крыльцу.
— Они просто хотели отпраздновать твой день рождения. Это ведь не преступление, — бросила она, вскинув руки, будто я ее достал.
Какого черта ее вообще волнует, хочу ли я отмечать день рождения?
Почему у всех вокруг такая одержимость этим днем?
Это же просто нелепо.
— Если человек не хочет отмечать день рождения, он имеет право это сказать. Его не должны заставлять делать то, чего он не хочет, — ответил я и пошел назад по ступенькам, дожидаясь, пока она зайдет в дом. Я был не в настроении продолжать этот разговор.
Она фыркнула. Но это был не смех — в нем слышались раздражение и презрение, и это завело меня еще сильнее.
— Тебе приготовили шикарный ужин и торт, испеченный с нуля. Твоя мать сама его испекла, между прочим. Все пришли, подарили подарки, пели тебе. Ах, бедняга Истон, какое ужасное у тебя семейство! — проговорила она все громче.
Я застыл, ошеломленный, когда она резко обернулась и сунула ключ в замок. Вот же дерзкая. Ни черта она не понимает. Не знает, через что я прошел.
Вот почему нельзя тащить коллег на семейные ужины.
— Эй, эй, эй! — крикнул я, поднимаясь обратно по ступенькам. Я встал прямо у двери, не давая ей захлопнуть ее перед моим носом. — Ты не имеешь права меня судить.
— Почему? Потому что ты мой наставник? Ты сам судишь всех. Да ты меня судил уже в первый день, как я появилась в офисе!
— Ну, ты, если вспомнить, не совсем вошла в офис — ты включила чертову сигнализацию и подняла на уши весь город, а потом вылила на меня кипяток. Напомнить?
Она вжалась спиной в дверь, а я оперся ладонями по обе стороны от ее головы, словно загоняя в ловушку. Ее губы были приоткрыты, светлые волосы рассыпались по плечам… Я не знал, какого черта я делаю.
Но я наблюдал за ней весь вечер. За тем, как она сидела на полу и читала три книжки Мелоди. Как слушала бесконечную историю моего отца — с самого рождения и до сегодняшнего дня — и при этом искренне смеялась и кивала. Как обращалась с моими братьями и кузенами так, будто знала их с детства, а потом запросто болтала с моей мамой и тетей.
Хенли Холлоуэй бесит меня до чертиков.
Она была отвлекающим фактором, с которым я не хотел иметь дела.
Я больше не позволял себе отвлекаться. На то были причины.
Но сейчас я стоял и смотрел на нее, словно бы умер, если не поцелую ее прямо сейчас.
— Я прекрасно помню, потому что ты был полным засранцем. И да, я поняла — я дочка Чарльза Холлоуэя, мне просто так дали работу и кабинет, и у тебя были все основания быть недовольным. Но твоя семья — это мечта. — Она чуть усмехнулась. — То, к чему все стремятся.
— Я не злился из-за кабинета. Просто знал, что тебя будут за это осуждать, и хотел предупредить. — Я прочистил горло. — Но да, я тебя судил. И ошибался. Ты талантлива и умна, и фирме повезло, что ты здесь. Я тогда все понял неправильно.
— Что именно?
— Я думал, ты здесь только потому, что ты дочь Чарльза Холлоуэя. Но на самом деле фирма просто получила шанс заполучить тебя благодаря тому, что ты — его дочь.
Ее глаза расширились, и она, казалось, не верила в то, что я сказал.
— Спасибо, — тихо сказала она и сжала мою футболку в районе груди, а я сделал шаг ближе. Я хотел поцеловать ее так сильно, что все тело горело. — Я знаю, что ты любишь свою семью, Истон. Так скажи, почему ты пил виски, как воду, и почему ты так ненавидишь свой день рождения, что это уже на грани паранойи?
Черт возьми, она слишком наблюдательна.
Это была моя территория.
Я резко отступил назад и провел рукой по волосам.
— Спокойной ночи, принцесса. Увидимся на работе.
Я сбежал по ступенькам. Нужно было держаться от нее подальше. Она слишком близко. Слишком многое хочет узнать.
Заставляет чувствовать то, чего я не хотел чувствовать.
— Не думала, что ты трус, Чадвик, — донеслось мне в спину.
— Может, я не так легко читаюсь, как ты думаешь, — бросил я, подняв руку, чтобы попрощаться, и услышал, как она с грохотом захлопнула за собой дверь.
Хорошо. Пусть злится. Так даже лучше. Поцеловать ее было бы катастрофой.
Да и интрижки с коллегами — вообще не моя история. У меня строгие правила: никакого секса на работе. А вряд ли она — та, с кем можно провернуть одноразовую историю.