В 10 часов утра 5-го февраля Щорс ввел знаменитые героические полки –
1-ый Богунский и 2-ой Таращанский – в Киев. Он был встречен на Подоле движущейся с Крещатика делегацией киевлян (арсенальцев) хлебом-солью, уложенными на двух блюдах с вышитыми украинскими узорами полотенцами, на одном из которых красовалось нашитое красным: “Миколе Щорсу”, на другом “Батьку Боженко”.
* * *
На следующий же день Антонов-Овсеенко огласил телеграмму из центра о вручении Богунскому и Таращанскому полкам почетных красных знамен, а их командирам Щорсу и Боженко – наградного оружия.
После взятия Киева, согласно распоряжению начальника дивизии Лакотоша, Щорс был назначен комендантом украинской столицы – города, в котором он провел свои юношеские годы. В течение десяти дней Щорс был полновластным хозяином Киева, расположив свою комендатуру на углу Крещатика и Думской площади (ныне Майдан Незалежности). О времени его пребывания в этом городе имеются весьма противоречивые сведения. Кое-кто упрекает Щорса в излишней жестокости и произволе, в том числе, реквизициях имущества и денег у населения, расстрелах без суда и следствия. Другие, напротив, акцентируют внимание на конструктивных делах Щорса. Исследователи гражданской войны в Украине часто любят сравнивать командира богунцев Щорса с еще одним дивизионным военачальником – командиром Таращанского полка “батькой” Боженко. Вместе с тем, это были люди весьма разного склада.
74
* * *
Отношения щорсовцев и таращанцев с ЧК в период пребывания их в Киеве были в целом непростыми, если не сказать конфликтными. Да и в целом, бытует мнение, что в этот период в большевистском движении Украины шла жестокая борьба между двумя лагерями красных. Водоразделом были разные убеждения о дальнейшей судьбе Украины. Одни относились к так называемым большевикам самостийникам, видевшим Украину самостоятельным государством в составе 3-го Интернационала. Другие были пророссийски настроены и считали, что Украина должна быть не более чем автономией в подчинении московскому правительству Советской России. С немалыми основаниями можно утверждать, что дивизия Щорса относилась к первым. После двухнедельного отдыха в Киеве дивизия получила приказ продолжить движение на запад.
Щорс дал Боженко благословение на поход на Васильков, Таращу и Винницу. Разведка доносила, что путь на Васильков свободен, должно, Петлюра “лупанул” на Фастов.
Боженко велел пехоте погрузиться в эшелоны и двигаться на Васильков скорым маршем, а сам пошел с кавалерией в обход с фланга, через Глеваху.
* * *
Загремели первые орудийные выстрелы со стороны неприятеля. По звуку разрывов было ясно, что противник бьет через голову таращанцев по Киеву из дальнобойной. Слышны были только разрывы. Но по звуку своих ответных артиллерийских выстрелов батько догадывался, что артиллерию неприятеля Хомченко нащупал. Петлюра, отступивший к Василькову, очевидно, повел теперь наступление на Киев, или, разведав о наступлении таращанцев, повел контрнаступление. Надо было опять снять неприятельскую артиллерию. Батько повернул к Боярке, откуда слышна была пальба богушевского броневика, и, поскакав к броневику, крикнул:
- Чего же ты топчешься, Богуш, что я тебя конем обгоняю? Двигайся без остановки до Василькова и крой врага долой с пути, а я его тут саблей поддержу.
Броневик помчал к Василькову, а батько взял наискось и полетел с эскадроном на Глеваху и Дроздовку, предполагая в той стороне местонахождение дальнобойки, обстреливающей Киев, и приказал полку, погруженному в эшелон, что должен был пойти вслед за броневиком, высадиться под Васильковом и взять город немедля.
От Глевахи до Василькова было километров девять с гаком. А Васильков, видно, не сдавался: с двумя бронепоездами вел поединок Богуш. Наконец, закрепившись на закруглении у будаевского поворота, он взял под боковой обстрел железнодорожный профиль – дугу на Васильков – и свалил один бронепоезд “Мазепа” под откос. А другой бронепоезд “Сичевик”, увидев, с какой удобной позиции бьет красный “Гром”, “поджавши хвост, как собака, - как говорил потом Богуш, - потянул хвост аж до