90
* * *
Боженко занял Шепетовку и Изяславль одной кавалерией, пехота еще подходила.
Батько только к ночи, доконав и разбив неприятеля, обосновался на новой штаб-квартире, уставший, но довольный победой.
Ординарец раскупорил бутылку французского коньяка, добытого в штабе. Батько понюхал его, повертел, посмотрел на непонятную этикетку и, приставив к губам, опорожнил, вытер рукавом губы, закусил черным хлебом с салом.
- Давай-ка, Филя, чаюхи! Да позови мне эскадронных.
- Страсть как хочет говорить с вами эскадронный Лоев, который только что вернулся из Киева.
- Лоев? – поднял брови старик, и вдруг будто стал озабочен. – Зови, говорю!
Вошел Лоев с перевязанной рукой.
- Что случилось, эскадронный?
Лоев стоял, потупясь.
- Страшно сказать, батьку.
- Да ты говори! – заволновался Боженко, как бы предчувствуя, что что-то недоброе за этим упорством.
- Мамаша твоя дорогая умерла, не серчай, батьку, за горькую весть, - вдруг произнес эскадронный, и слеза блеснула в его рыжих ресницах.
- Как умерла? Что ты несешь?
Батько вскочил, и лицо его перекосилось от боли. Любимую жену свою звал он “мамашей” после того, как сам заслужил у своих бойцов прозвище “батько”.
Не мог этому поверить Боженко и закричал:
- Отвечай мне, эскадронный: где ты сведал на мою голову такое горе? Не может же этого быть, чтобы умерла моя матушенька, зозуленька моя! Неслыханное ж то дело.
- Не рад я, батьку, высказать тое горе, да сам видел я смерть ее.
- Какая же то смерть? – вновь закричал Боженко. – Убили ее? Кто убил?
- Убили, под поезд бросили, - отвечал Лоев.
- Где убили? Кто убил? Говори мне, отвечай! Контра у спину бьет! Знаю! Ножом у спину! Га? Собирайте войска к походу, зараз мы выступаем! – кричал батько и в бешенстве метался по комнате, потрясая кулаками.
* * *
Весть о батькином горе разнеслась в мгновение ока по всей таращанской бригаде, по всему Изяславлю и Шепетовке, вместе с приказом о выступлении. И еще не дошедшие
с поля боя полки и батальоны услыхали об этом и поспешили к батьку.
Бойцы еще не знали, куда батько Боженко поведет их, да и батько еще сам не знал
91
хорошенько, куда двинет их полки. Но все понимали, что поход теперь будет не вперед, а назад, к возмездию.
По словам Лоева, возвратившемуся из отпуска, выходило, что жену Боженко перерезало поездом на станции Бердичев.
Но как попала она под поезд? Была ли то ее неосторожность или ее кто-нибудь столкнул? Со всей очевидностью было ясно, по крайне мере для самого батька, что смерть его жены не случайность, а замаскированное подлое убийство.
Во-первых, толковая и расторопная Федосья Мартыновна, имевшая специальный мандат на проезд в военных поездах в прифронтовой полосе, посланный ей Боженко, должна была иметь все возможные по тому времени удобства для проезда. Все знали батька, и ее никто бы не посмел столкнуть с поезда, да она бы и не далась – женщина она была крепкая и решительная – из тех, кто не даст себя в обиду.
Да и дело было на самой станции Бердичев. А между тем, выходило так, что она попала под идущий поезд.
Батько возложил смерть жены на железнодорожную охрану Бердичева. Охрана была злая на Боженко, так как неоднократно он имел столкновения с железнодорожными комендатурами по поводу получения нужных для его войск эшелонов. Так, однажды он избил плеткою какого-то расфранченного коменданта в пышном красном галифе, показавшего ему фигу. А в самом Бердичеве расстрелял, приговорив судом трибунала, уже целую банду, затесавшуюся в комендатуру и создававшую систематически пробку с эшелонным продвижением на этой важной узловой бердичевской линии – да еще в самый разгар сражения.
И вот ему казалось, что смерть жены под колесами поезда именно на станции Бердичева не случайное совпадение, а совершенно очевидная месть со стороны еще не добитого осиного гнезда вредителей.