— Ей или ему, — подхватил Тиллей. — Но как вы себя при этом чувствуете?
— А вам все нравится в вашей работе полицейского? — спросила Бетти.
И не дожидаясь ответа, продолжила:
— Я просто делаю дело, а потом стараюсь забыть о нем, как и каждый, кто является частью индустрии правосудия. Так же как и прокуроры округа, судьи и даже полицейские.
— У вас бывает выбор? — спросила Роза, которая чувствовала, что Бетти чего-то не договаривает.
— Иногда я получаю свой реванш, — печально ответила Бетти. — Приходится выходить за рамки профессиональной этики. И если этого не делать, то можно просто сойти с ума.
Она уже начала рассказывать эту историю, когда вдруг почувствовала, но не должна этого делать. Из-за алкоголя и Стенли Мудроу она утратил инстинкт самозащиты. Он утонул в неожиданно возникшем чувстве доверия.
— Около шести месяцев назад я зашла в одну из предварилок, чтобы поговорить с человеком по имени Мортон Гелле, обвиняемым в квартирной краже и насилии. Он сказал, что должен поговорить со мной с глазу на глаз и что я должна кое-что узнать. Обычно в таких ситуациях клиент желает на кого-нибудь настучать в обмен на меньший срок. Я договорилась о свободной комнате для встречи с заключенным (этих помещений, кстати сказать, недостаточно) и пошла беседовать с мистером Гелле. К счастью, у меня оказалось достаточно здравого смысла просить офицера надеть ему один браслет наручника на руку, а вторым пристегнуть к столу. Это стандартная процедура, но в большинстве случаев я ее избегаю, поскольку хочу, чтобы клиенты мне доверяли.
Все трое: Мудроу, Тиллей и Роза — сидели как на иголках. Они были слегка пьяны и, словно дети, ждали и боялись страшной истории перед сном.
— Как только я вошла в комнату, он начал говорить о женщинах, которых изнасиловал, и о том, что он только и ждет минуты, когда его выпустят из тюрьмы, чтобы проникнуть ко мне в дом. — Гелле рассказал в подробностях, как он будет надо мной издеваться, как он будет меня бить и что заставит делать в сексуальном плане, изображая, будто мне это нравится. Говоря обо всем этом, свободной рукой он мастурбировал. Любопытно, не правда ли?
Конечно, я видела его досье. Четыре случая изнасилования и разнообразные нападения. Среди них — очень жестокие. И кражи. Те показания, которые давали жертвы, были далеко не в его пользу. Дело в том, что он не только насиловал свои жертвы, но и избивал их, делая порезы на теле и всячески продлевая собственное удовольствие. Обычно он забирался в квартиры поздно вечером и оставался на всю ночь. Конечно, Мортон Гелле — психически ненормальный человек. Ему нравится ощущение превосходства, собственной силы, собственной неуловимости. Но я приготовила ему капкан. Я сказала: «Послушайте, Гелле, вы, конечно, можете здесь сидеть и мастурбировать, если это вам подходит больше всего. Но я могу предложить вам кое-что поинтереснее».
Перед этим я встречалась с прокурором округа и знала — дело Гелле практически закончено. Прокурор требовал от двенадцати лет до пожизненного заключения или признания виновности со смягчающими обстоятельствами. Это означало, что, если у Гелле пройдет второй вариант, он получит лет десять. Ему, кстати, всего двадцать пять лет. Он отмотает десятку и, вернувшись, все еще будет достаточно молод, чтобы продолжать калечить другие жизни. Гелле оставил в покое свое интимное место и попросил меня рассказать, как его будут защищать. Я понесла всякую околесицу про то, что, скорее всего, не все жертвы придут в суд, две из них не могут быть квалифицированы как свидетели, потому что не указали на него при опознании. Я сказала, что постараюсь найти любых свидетелей, которые подтвердят его алиби. И тот факт, что он выключал свет в квартирах своих жертв, также сыграет ему на пользу, потому что не все опознания будут действительны. Наверное, я могла бы стать актрисой, потому что этот идиот поверил каждому моему слову. Затем вернулась к прокурору округа и заявила — мой клиент настаивает на судебном разбирательстве, и я не смогла разубедить его. Вы знаете, после того как я поговорила с клиентом, обвинитель не может входить с ним в контакт без того, чтобы не вызвать подозрения. Таким образом, прокурор округа не смог бы узнать, о чем мы с Гелле говорили. Он пожал плечами и назначил дату суда.
Где-то в середине судебного заседания Гелле понял, что происходит. К счастью, в этот момент я допрашивала свидетеля. Гелле со мной разделяло достаточно большое пространство. Охрана в зале удержала его до того, как он добрался до меня. Он пытался сказать судье, что я обманула его. Но ведь подсудимый всегда обвиняет юриста, если дело летит в тартарары, и судья не обратил на это внимания. Он спросил Гелле, хочет ли тот заявить о своей виновности со смягчающими вину обстоятельствами. Но Гелле к тому времени окончательно потерял рассудок и не мог сказать ничего вразумительного.