Выуженный лично им из серой гэбэшной жизни без пяти минут отставник генерал Кушаков, отлично исполнивший свою партию сразу перед двумя ключевыми фигурами – президентом и преемником, доложил, что все к началу операции «Преемник» готово. Ура!
Неожиданно ход размышлений Крутова прервал звонок мобильного телефона. Взяв трубку, он услышал голос банкира и олигарха Степана Разина. После традиционных приветствий тот вдруг сообщил, что ночью выезжает к нему из Питера.
– Надеюсь, примешь? – спросил Разин.
– О чем речь? А ты охотиться хоть умеешь? Вот-вот пойдет тяга вальдшнепов.
– Не, я не по этому делу, – громко засмеялся в трубку Разин. – Но полюбоваться родной матушкой-природой дело святое. Так надоела эта заграница с ее нарисованными пейзажами.
– Так возвращайся навсегда. В чем же дело?
– Потом, может, потом, – словно о чем-то размышляя, ответил олигарх. – Кстати, если тебе, Илюша, нужна компания в охоте, так я к тебе еще одного человечка везу.
– Ты что, сдурел? Я отдыхать приехал. Понимаешь?
– Да ты его знаешь. Хороший мужик, нашенский, коренной. Вот он рвет трубку.
Крутов не успел что-либо возразить, как в трубке послышался густой баритон Ивана Савельевича Гудина, которого Крутов знал еще со времен своей чекистской молодости.
– Категорически приветствую, Илья Ильич. Как охота?
– Здравствуй, Иван, охоту я только жду. А ты что, без посредников не мог позвонить? Непонятные выкрутасы.
– Так у тебя номер этого мобильника так законспирирован, что и не найдешь. Вот я и решил окольным путем… Ну где ты можешь быть, когда грядет тяга вальдшнепов? Ведь пристрастия у нас, если помнишь, издавна одинаковые. Короче, Илья Ильич, вот Степан и проявил инициативу. Хотим навестить тебя еще с одним очень интересным человеком, а заодно и поохотиться…
Боже! Еще с одним. Крутов уже хотел сказать что-то грубое, но осекся.
– Так за чем же дело стало? Или, может, с транспортом у тебя проблемы? – рассмеялся он. – Буду ждать.
Министр наземного транспорта Гудин по достоинству оценил шутку товарища.
Ему действительно сегодня было подвластно все. Или почти все. Имея в своем тылу такое «государство в государстве», он мог распоряжаться этим бездонным, мобильным ресурсом как душа пожелает. Перед этим умным и дальновидным хозяйственником наверняка маячил образ недавнего предшественника, который сумел в свое время дослужиться не только до статуса вице-премьера, но и одного из самых близких «опекунов» прежней сановной Семьи.
Отключив мобильник, Илья Ильич призадумался.
Он вспомнил последнюю приватную встречу с Гудиным, когда тот под Новый год нежданно-негаданно пригласил его в русскую баню на окраине поселка Семеновка. Погудели тогда «по-гудински», но, несмотря на это, Крутов отлично запомнил содержание их тогдашней беседы.
– Послушай Илья, ты когда-нибудь читал завещание Сталина? – неожиданно спросил его Гудин. – Он его написал в феврале пятьдесят третьего, перед самой кончиной.
– Честно говоря, не читал. Знаю только, что документ вроде хранится за семью печатями то ли у церковников, то ли у коммунистов. А вообще-то об этом завещании все кому не лень упоминают. То в газетах, то в книгах… – не совсем понимая, к чему клонит Иван, ответил Крутов.
– Напрасно не читал. – Гудин пригубил холодное, пенистое пиво из высокой кружки и протянул Крутову сложенные вчетверо листы бумаги. – На вот, ознакомься, это не подлинник, конечно, но если надо, то и подлинник предоставим. Ты вникни и поймешь, что усач был действительно гением – он уже тогда нашел национальную «русскую идею», которую мы сегодня ищем…
В сознании Крутова, обладавшего фотографической памятью, всплыли обрывки того странного рукописного текста, которые тогда, в бане, произвели на него довольно тягостное впечатление.
С одной стороны, законченное воинствующее мракобесие вдруг забредившего на старости лет генералиссимуса неким церковным Орденом, призывающим к крестовому походу против интернационала, евреев, демократии и свободы личности и в конечном счете восстановлению самодержавия в России. Сторонников этой идеи и сейчас в стране немало. Но лично Крутову она никак не улыбалась. А вот другая идея этого странного документа, вспоминал Илья Ильич, ему улыбалась. Мысль о необходимости сильной руки для России только в применении ее к современным реалиям и в первую очередь в рамках действующей Конституции. Крутову вспомнилось и то, как в бане, выхватив у него из рук ксерокопию рукописи, Гудин с каким-то болезненным возбуждением произнес: