— Гюнтер, работаешь по грузовику! — дал Такый команду.
— Яволь, герр эмир, — отозвался Гюнтер Сомме. — Быстрей бы… Мой есть замерзать.
Он плохо владел русским языком, но достаточно для того, чтобы общаться, слушать команды и слышать их. А иногда Гюнтер вставлял в свою речь простейшие немецкие слова, которые все уже в джамаате понимали.
— Скоро жарко будет. Особенно там, внизу… Не по погоде жарко, — пообещал Рифатов. — Весна в этом году поздняя, если вообще будет. А то, говорят, российский премьер уже не только над временем издевается. Он теперь решил весну отменить. Не слишком ли много власти на себя взял? В дела Аллаха вмешиваться не разрешается. Устроим жаркую весну всем, кто их правительство защищает!
— Яволь, герр эмир! — повторил Гюнтер. — Устроим жарко…
От слов немца веяло радостным вдохновением. Но Рифатов был уверен в своем сапере. Выдержки и хладнокровия Гюнтеру хватает, и взрывное устройство он активирует как раз в нужный момент. Более того, взрывать грузовики у Гюнтера всегда получается лучше, чем любую другую технику или бронетехнику. Заднее расположение двигателя в бронетранспортере, хотя сапер и знал, где двигатель располагается, почему-то мешало рассчитать время замыкания контактов взрывателя. А грузовики он всегда взрывал так, что у автомобиля вырывало тяжеленный двигатель и забрасывало его прямо через кабину в кузов, помогая действиям самих бойцов засады, занятых уничтожением живой силы в кузове. Для такого взрыва особый расчет нужен, а у Гюнтера это все легко получается и без осечек.
Полицейский транспорт приближался. Бронетранспортер после подъема сбросил скорость, позволяя грузовику сократить дистанцию, но все же не настолько, чтобы превратить грузовик и БТР практически в одну цель, и потому следовало работать по обеим целям отдельно. Но для этого эмир Такый Рифатов и распределял обязанности, каждому выделяя его зону действия, в которую входила и часть зоны соседа. Это позволяло не создавать плотность огня на одной точке, а равномерно распределять свою убойную силу и, как результат, приводило к успеху.
Выставленный рядом с обочиной желто-бурый камень служил отметиной. Именно от камня начиналась и пересекала дорогу мысленная критическая черта. Вообще-то эта черта может быть даже и не обязательно мысленной. В прошлом году Такый дважды применял иной подход к делу. Он проводил через дорогу черту краской. Тогда машины останавливались, и люди выходили, желая посмотреть, что эта черта означает. Когда они собирались толпой, следовал взрыв противопехотной осколочной мины, установленной на склоне. Обычно Такый использовал МОН-200. Вернее, не сам Такый, а Гюнтер выбрал именно эту мину с направленной зоной поражения. И наказывал федералов за любопытство. А потом, после взрыва МОН-200, следовал взрыв фугаса. Как правило, транспорт подъезжал так, что фугас оказывался под днищем или под колесами. Но сейчас, в зимних условиях, провести черту краской возможности не было. Дорога была покрыта снегом, и лишь слегка укатана колея. Впрочем, слегка — это все равно до асфальта. Да зимой и снег мешает. Слишком много следов подготовительной работы остается на снегу. Опытный взгляд это сразу заметит. А если не проводить черту, то транспорт полицейской колонны не сбросит скорость, и тогда следы остаются практически незамеченными. Но и зимой выставить МОН-200 было возможно и даже необходимо, только в этот раз менялась очередность взрыва. Первым начинал свою разрушительную работу фугас.
Бронетранспортер с нарисованным российским флагом на броне миновал черту. Эмир Такый привычным взглядом определил на броне командира. Это легко делается, если глаз наметан, несмотря на то что все федералы, и рядовые и офицеры, стремятся выглядеть одинаково, и для этого офицеры даже перестали пистолетные кобуры носить, пряча свои пистолеты или в карманы «разгрузки», или вообще попросту за ремень. Полицейский командир смотрел по сторонам, словно опасался засады. Был он уже не молод. По крайней мере, лет под сорок, не меньше, и был человеком крепкого телосложения. Такый отложил бинокль и опустил предохранитель автомата. Голова полицейского командира легла в прицельную планку, как раз под обрез «мушки». И больше эмир не отвлекался взглядом от цели. Командир на броне — это всегда его законная добыча. Бронетранспортер удалялся от засады, но приближался к окопу гранатометчика. И в этот момент сделал свое дело Гюнтер. Такый даже не посмотрел, насколько удачным был взрыв фугаса. У него была своя задача. И взрыв прозвучал как команда. Полицейский командир встал на броне и обернулся Такый перевел прицел и дал короткую очередь прямо в лицо. Полиция осталась без командира. А это уже была половина дела, половина успеха, потому что даже в слаженной команде кто-то должен отдавать приказы. Сейчас их отдать было уже некому. И тут же, сразу за фугасом, выстрелил гранатометчик. Его кумулятивная граната угодила бэтээру прямо в верхний скос лобовой брони, примерно посредине между двух люков. Менты среагировали, и, кого еще не достали пули бойцов засады, успели спрыгнуть с брони как раз в тот момент, когда сдетонировал боезапас, и внутри бронетранспортера раздался взрыв, вырвавший и распахнувший сразу все люки, часть которых и без того была открыта. Из машины повалил черный угарный дым. Но спрыгнувших, их, кажется, и осталось только четверо, сразу достали автоматные очереди. Дистанция для прицельной стрельбы в голову была идеальной. Трудно было промахнуться любому, кто умеет прижать к плечу приклад автомата и указательным пальцем надавить на спусковой крючок. С бэтээром и людьми в нем и на нем было покончено быстро и безоговорочно. Без шансов на спасение. Теперь можно было посмотреть и на грузовик, не имеющий пушек и пулеметов и потому безопасный.