Я спустился на первый этаж, позвонил тестю.
— Але, Александр Осипович? Здравствуй, батя.
— Здравствуй, Степан.
— Тут такое дело, Вы можете позвонить в клинику и узнать, Кристина удаляла спираль или нет?
— Какую спираль?
— Ну как эта фигня называется у них там, чтобы не беременеть?
— А что такое? — В голосе тестя послышалось беспокойство.
— Кристина заперлась в туалете, не открывает и её тошнит по чёрному.
— Может съела что-нибудь?
— Я тоже надеюсь, но…
— Понимаю. Я сейчас позвоню.
Тесть перезвонил через пятнадцать минут.
— Стёпа, в нашей клинике она ничего не удаляла. Да и как бы она это сделала? Там в курсе о том, что беременеть ей противопоказано и меня, и тебя сразу же бы поставили в известность. Может и правда что-нибудь съела?
— Буду надеяться. Я тогда врача вызову.
— Я сам сейчас позвоню, отправлю нашего семейного доктора. Пусть посмотрит Кристину.
— Спасибо.
Поднялся на второй этаж. Кристина всё ещё сидела в туалете. Постучался.
— Крис, открой. Пожалуйста.
Щелкнула задвижка. Она сидела на закрытом крышкой унитазе. На ней был халат. Вода бежала в раковину. Её лицо было бледное.
— Крис, скажи, ты беременна? — Задав вопрос надеялся до последнего. Супруга посмотрела на меня синевой своих глаз.
— Да, Стёпа, я беременна.
Почувствовал, как неимоверный груз опустился на мои плечи.
— Ты понимаешь, что это такое?
— Понимаю, любимый. Во мне растёт дитя. Твоё дитя.
— Я о другом. Тебе нельзя.
— Это уже не имеет никакого значения.
— Подожди. Как такое могло произойти? Там же у тебя стоит…
— Там уже ничего не стоит. Я убрала.
— Когда?
— Когда вернулась домой и ты ушёл от меня.
— Но в клинике сказали, что ты ничего не убирала.
— Стёпа, у нас что одна клиника? Деньги решают всё или почти всё.
— Зачем?
— Потому, что только ребёнок мог не только вернуть тебя, но и удержать.
Закрыв глаза, я уперся лбом в стену. Чёрт, дьявол. Ну почему? Обрести, чтобы потерять уже окончательно?
— Я и так никуда бы от тебя не делся.
— Я в этом не была уверена. Я причинила тебе боль. Ты слишком гордый.
— Я тоже причинял тебе боль.
— Физическую? Это ерунда. Мне даже нравилось, но я не показывала этого. Я думала наконец-то, нашёлся тот, кто сможет меня обуздать. Заставить полюбить. Я полюбила. И я боялась тебя потерять. Всё время. — Она стояла рядом со мной. Гладила меня по спине.
— Кристина, можно всё исправить пока не поздно.
— Поздно, дорогой мой.
— Какой срок?
— Я забеременела в ту ночь, когда пришла к тебе. — Я к ней повернулся, взял её за руки.
— Но срок небольшой.
— Стёпа, это не имеет значения. Большой или маленький срок, какая разница?
— Что ты хочешь сказать?
— Она уже живёт во мне.
— Она?
— Она. Девочка. Доченька.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, родной. Просто знаю.
— Но ты можешь даже не доносить её. В итоге, ни дочери, ни тебя. И что я тогда буду делать? Как жить, Кристина?
— Доношу. Я её доношу и рожу.
— Да откуда ты это всё знаешь? Я разговаривал с врачами. Они однозначно запретили тебе рожать!
— Знаю. Я это знаю точно так же как и то, что родиться девочка.
— Ну хорошо, даже если ты и родишь, но дочь и сыновья останутся без матери. Про себя я вообще молчу.
— Зато у неё будут рядом два человека, которые будут её любить и заботиться о ней. Отец и дедушка. А ещё у неё будут два старших брата. Разве этого мало? Поверь Стёпа, это очень много! У меня этого не было. — Я смотрел на неё и отказывался понимать. Она погладила меня по щеке. — Понимаешь, есть время разбрасывать камни и есть время собирать их. Я в своей жизни сделала много плохого. Очень много плохого и отвратительного. А эта девочка, которая сейчас во мне, моё искупление. Понимаешь?
— Не понимаю. И не могу понять. А разве сыновья, не твоё искупление?
Она покачала головой.
— Нет, Стёпа. Близнецы только отсрочили, то, что должно было случиться. Сыновья спасли меня. Я ведь должна была погибнуть, там в той катастрофе. Болезнь — это было наказание, а теперь искупление. Она, — Кристина положила на живот ладошку, — моё искупление.
— Кристина, что ты говоришь?
— Стёпа, дай мне свою ладонь. — Она взяла меня за запястье. Расстегнула халат и приложила мою руку к своему животу. Стояла и закрыв глаза улыбалась. — Она тебя чувствует. — Потом взглянула на меня. — Неужели ты готов убить своё дитя, родной мой?
— Так нечестно, Кристина. Не честно говорить мне такое.
— Нет, Стёпа. Я называю вещи своими именами. Ты хочешь, чтобы мне сделали аборт? Чтобы выскребали из меня мою девочку? Лучше я сама умру, но никому не позволю этого сделать. Это мой выбор, Степан. И тебе придётся принять его.