Талорк не ответил. В его руке появился длинный кинжал с извилистым клинком. Кончики пальцев укротителя монстров засветились красноватым огнем, как будто он готовился произнести заклинание.
– Магия! – с отвращением произнес варвар.
Внезапно над плечом Талорка взмыло странное существо: у него был мускулистый, заросший редким волосом женский торс, лапы хищной птицы и огромный клюв на грубом, псевдо-человеческом лице. От существа разило падалью, как от стервятника. Оно разинуло клюв и испустило громкий, отвратительный крик.
– Гарпия! – воскликнул Олдвин. – Я только в научных трудах читал, что…
Он не успел закончить фразу. Чудовище перелетело над головой киммерийца, так, что он не успел отреагировать, и набросилось с когтями прямо на Олдвина. Тот принялся беспорядочно отбиваться, но гарпия знала свое дело: она рвала добычу когтями и торжествующе орала, разрушая торжественное безмолвие ночи.
Талорк засмеялся.
– Это только начало!
Конан накинулся на гарпию, торопясь освободить своего приятеля, и нанес монстру удар в спину. Но он промахнулся – гарпия почуяла приближение врага и в последнее мгновение сместилась в сторону, так что клинок Конана задел только ее крыло.
В тот же миг кто-то впился киммерийцу в ногу. Опустив глаза, варвар увидел песьеголового мальчика. Этот уродец стоял на четвереньках и скалил зубы, его глаза горели дьявольским зеленым огнем.
– Вперед, мои хорошие! – кричал Талорк, приплясывая на месте и размахивая светящимися руками. – Вперед! Уничтожьте их!
Из горла псоглавца вырвалось грозное рычание.
– Кром! – зарычал в ответ киммериец.
Он наклонился и ударил врага кулаком по голове, а затем выпрямился, стремительный, как кобра, – и вовремя, потому что гарпия оставила окровавленного Олдвина, чтобы наброситься на более опасного противника.
Несомненно, Талорк управлял обоими своими хищниками. Сам он стоял чуть в стороне от схватки и посмеивался.
Олдвин со стоном катался по песку. Он почти ослеп от крови, заливающей ему глаза. Боль была вездесущей. Гарпия сильно разорвала кожу у него на голове и на лбу, а также оставила несколько глубоких порезов на левом плече. Этого было довольно, чтобы Олдвин ощущал себя объятым пламенем.
– Боги! Боги! – кричал он. – Боги, сжальтесь!
Гарпия отвратительно захохотала и накинулась па Конана сверху. Он сделал вращательное движение мечом у себя над головой, и стервятник вынужден был подняться повыше, чтобы киммериец не отсек ему лапы.
Тем временем песьеголовый мальчик выпустил ногу Конана, отполз на четвереньках подальше, припал к земле и зарычал. А затем он оттолкнулся от песка и взлетел в воздух. В прыжке он широко разинул пасть, готовясь вцепиться Конану в горло.
Киммериец уклонился, и челюсти псоглавца лязгнули у него над ухом. Не прерывая движения, киммериец развернулся и уже занес было меч над головой мальчика, но тут сверху на варвара накинулась гарпия.
Эан был парализован ужасом. Он сидел на корточках, плотно обхватив руками колени, и раскачивался из стороны в сторону. Глаза его закатились, на скулах начали прорезаться дополнительные веки – еще немного, и Эан опять превратится в пятиглазое чудовище.
Талорк тянул сквозь зубы какую-то монотонную мелодию. Эту песнь не слышали ни Конан, ни Олдвин, но Эану она была внятна так же хорошо, как песьеголовому мальчику или гарпии. Эти существа улавливали магию, при помощи которой Талорк управлял своими монстрами.
Тысячи воспоминаний, унизительных или страшных, ожили в голове Эана. Они теснились, говорили все разом, предъявляли права на главенство. Он видел себя покорным слугой Гуайрэ, убийцей нового любовника своей демонической подруги, монстром, живущим в зыбучих песках, перепуганным пленником в руках Талорка… Потом пришло еще более раннее воспоминание: та семья, что была у Эана двести лет назад. Та семья, которая возлагала на него такие большие надежды, – и которую он так жестоко подвел.
Эан заплакал. Сквозь слезы он еще видел, как Конан сражается с гарпией, а затем вдруг очнулся, ощутив острую боль. Эан повернулся и увидел, что песьеголовый мальчик подобрался к нему и вонзил зубы в его руку.
С диким криком Эан вскочил. Он ненавидел этого бывшего своего товарища по заточению в зверинце у Талорка. Псоглавец лизал руки хозяина и готов был разорвать любого, на кого покажет Талорк.
Превозмогая боль и страх, Эан завопил не своим голосом и изо всех сил ударил псоглавца по носу кулаком. Тот завизжал и отскочил, готовый в каждое мгновение напасть снова.
У Эана был кинжал, но за долгие зимы пребывания в облике монстра Эан совершенно разучился пользоваться оружием и сейчас даже не вспомнил о нем.
Вместо этого Эан набросился на псоглавца с голыми руками. Он схватил его за горло и начал душить. Псоглавец сперва отбивался, а затем обмяк в хватке Эана, глаза его помутнели и закатались.
Пение Талорка сделалось громче – и вдруг утихло. Эан ощутил эту тишину всем своим существом. Краем глаза он видел, что Талорк куда-то идет.
Эан бросил на песок труп псоглавца и повернулся к своему бывшему хозяину. Талорк поспешно набивал карманы драгоценностями, черпая их из сундука.
– Нет! – закричал Эан. – Ты не уйдешь с ними!
Талорк задрал верхнюю губу, скалясь, как сделал
бы это его песьеголовый прихвостень.
– Уйди с дороги, мальчишка! – крикнул Талорк. – Убирайся!
Гарпия по-прежнему летала над Конаном, и по спине киммерийца уже струилась кровь: чудовищная птица рассекла клювом ему плечо у основания шеи.
Талорк подошел к своей лошади, собираясь сесть на нее. Эан выхватил кинжал.
– Стой!
Не обращая на него никакого внимания, Талорк уселся в седло. Эан размахнулся и метнул нож. Он угодил Талорку в живот. Произошло ли это случайно или же пять глаз помогли молодому человеку правильно сфокусировать зрение – этого Эан сказать бы не мог. Талорк с громким звуком, похожим на хрюканье, повалился на шею лошади. Испуганное животное дернулось, и Талорк рухнул на песок.
Гарпия почуяла неладное. Магическая связь между ней и хозяином вдруг оборвалась. Она еще раз полоснула когтями Конана, задев кисть его руки, а затем подлетела к Талорку и опустилась на песок возле него.
Эан отскочил, настороженно глядя на стервятника. Кинжала у него больше не было, и если бы гарпии вздумалось напасть на юношу, он не смог бы даже оборониться.
В несколько прыжков Копан приблизился к нему, готовясь продолжить бой с чудовищем. Но этого не требовалось.
С громкими воплями, в которых слышалось торжество, стервятник набросился на своего бывшего повелителя. Мощный клюв расколол череп Талорка, а затем гарпия вскочила прямо на тело укротителя чудовищ и принялась расклевывать его.
Эан, как завороженный, смотрел на летящие во все стороны кровавые ошметки. Конан грубовато подтолкнул его кулаком в загривок:
– Постарайся поймать его лошадь. Она нам еще пригодится.
И, широко размахнувшись мечом, разрубил гарпию пополам, отсекая псевдо-человеческий торс от псевдо-птичьих ног.
– Я никогда не предполагал, что исследования могут таить в себе такие огромные опасности, – пожаловался Олдвин. Из-за повязки, которую Конан наложил на его голову и лицо, голос бритунца звучал глухо. – Когда говорят об исследованиях, то имеют в виду уютные кресла в Академии, пыльные книги…
– Как насчет пыльных дорог? – спросил Конан весело и мимоходом махнул Эану, который то вырывался вперед на своем скакуне, то отставал от спутников, любуясь каким-нибудь особенно красивым кактусом. На шее у молодого человека красовалось ожерелье из когтей и перьев гарпии.
Олдвин тоже посмотрел на парня, вздохнул и сказал киммерийцу:
– В конце концов, мы теперь богачи, и в нашей власти сделать эти дороги менее пыльными и более короткими. Не находишь?
Киммериец скептически приподнял бровь и ничего не ответил.
