— Я знаю твоего отца, — заявляет Ева, намеренно используя в предложении глагол "знаю", а не "знакома". Потому что, встречаясь на общественных мероприятиях, Исаевы и Титов никогда не контактируют. Ева не знает, какая черная кошка между ними пробежала, но то, что их семьи — лютые недруги, слышит с раннего детства. — А вот ты, Адам, стало быть, нелюдимый?
Титов закусывает уголок нижней губы и ехидно ухмыляется.
— Стало быть, — с внушительным нажимом говорит он, — в отличие от тебя, не позволяю своему старику таскать себя на поводке.
На этот раз Ева не может парировать молниеносно. Титов умудряется ворваться внутрь нее. Не ведая того, хлестнуть глубоко. Или все же… расчетливо попадает в цель?
Девушка сжимает челюсти. Щурит глаза и напряженно, не размыкая стиснутых губ, улыбается.
— Как мило, Адам. Как мило, — фальшиво восхищается им. — С твоего позволения, я это запомню.
— Как тебе угодно, — так же любезно отвечает ей Титов. Окидывает ее лицо нарочито небрежным изучающим взглядом и низко выдыхает: — Эва.
Исаеву до крайности задевает насмешливое коверканье собственного имени. Она шумно втягивает воздух и резким тоном поправляет парня:
— Ева.
Но добивается лишь того, что Титов, выражая неподдельное ввселье, нахально смеется.
— Прости. Дефект речи, — врет он. И с издевкой повторяет: — Эва.
Еву начинает потряхивать. Она едва сдерживается, чтобы не ударить парня.
— Клянусь, Титов, уже к концу этого семестра твоей наглости значительно поубавится.
— А кто это сказал? — продолжает издеваться парень.
— Я. Я сказала.
И тогда она впервые видит, как устрашающе стремительно меняется настроение Адама. От былого ввселья не остается ни следа. Жесткий испытывающий взгляд впивается в лицо Евы.
— А ты, бл*дь, кто такая? — с резкими расстановками между словами вкрадчиво уточняет Титов. — И почему решила, что можешь со мной разговаривать?
"Да кто ТЫ, бл*дь, такой??? Что ТЫ о себе возомнил?"
Лицо девушки принимает решительно стервозное выражение.
— Я — Ева Исаева, — не дрогнув ни одним мускулом, надменно повторяет она. — Мне, дорогой Адам, можно все, что я сама себе позволю. — Наклоняется к Титову через парту и, играя интонацией голоса, низко шепчет ему: — l'm fucking wayward[2].
Наплевав на и без того сорванную ими лекцию, Титов поднимается, и Ева за ним вскакивает на ноги. Только, как бы сильно эта высокомерная сучка ни желала превосходить его, Адам нависает над ней, будто скала.
— Нестерпимо рад знакомству, — грубо выплевывает, прожигая ее взглядом. — l'm а muthafucking monster[3].
Исключительно идеальный английский Титова, и сама фраза накрывают Еву с головой. Она ощущает, как сумасшедшие мурашки ползут по ее коже. Как нетерпеливым стуком заходится сердце. И ее настолько впечатляют эти сильные ощущения, что некоторое время она ими попросту упивается.
Пронзительно трещит звонок, оповещая об окончании занятия. Но Адам и Ева замечают это, лишь когда мимо них протискиваются другие курсанты.
— Ты никто, Титов. И я докажу тебе это, — твердо заявляет Исаева, тыча пальцем ему в грудь.
Мимоходом пораженно отмечает, что у нее от волнения потеют ладони.
— Осторожно, Ева. Ты сильно рискуешь, вставая на моем пути. Я не сделаю поблажек только потому, что ты девчонка. Пройдусь по тебе, словно бульдозер.
От безжалостной угрозы, произнвсенной злым и холодным голосом Титова, у девушки на секунду перехватывает дыхание. И все же она сохраняет уверенный тон, заявляя ему:
— Тебе меня не испугать.
— Я думаю, ты уже испугалась.
Ева насмешливо фыркает.
— Внимание, Адам Титов. Экстренное сообщение: в улье новая королева!
Пылающий взгляд и фиолетовая отметка под левым глазом вкупе с гипсом придают ей совершенно сумасбродный вид. Адам не может не оценить того, насколько она органична и естественна. Насколько беспечна и азартна. Насколько самоотверженна.
Ему чертовски хочется схватить Исаеву и свернуть ей шею. Но еще сильнее Титов жаждет отыскать внутри Евы тот сумасшедший фитилек, что заставляет ее так ярко вспыхивать, и поднести к нему спичку.
Смотрит в ее черные глаза и заявляет:
— Не знаю, что заставило тебя покинуть прежнее место учебы. Но, обещаю, из Улья ты уйдешь не просто с синяками и переломами. Будешь уходить с раздробленной душой.
— Что-то еще? — уточняет девушка так, словно ей это важно.
— Игра началась, Ева.
— Да будет так, Адам.
Ни Титов, ни Исаева еще не подозревают, настолько опрометчиво поступают. Прикрываясь гордыней и неразумными принципами, ступают в долину страданий и боли.