Выбрать главу

Сэхунн вот теперь ладонь отдёрнул. Пытливо всматривался в строгое в неверном свете лицо и игру теней на нём. Выхватывал бороздку на подбородке, округлый кончик широкого носа и волчьи глаза в обрамлении густых ресниц.

— Это твоё условие?

— Условие?

— Отец пришёл сюда просить о службе или проходе по реке в Миклагард. Значит, ты позволишь остаться или пройти, если я пойду в твой хирд кормчим?

— Нет. Это не условие. — Кай вновь откинулся спиной к бортику и слабо улыбнулся. — Это просьба. Мне нужен кормчий, который знает море на западе. Быть может, мне понадобится корабль. Но это то, что нужно мне. А земли эти принадлежат не мне, а тем, кто живёт на них. И решать, будет ли твоему отцу служба или волок в Милиниск, Роге. Люди, что живут тут, признают её власть над собой.

— А она придёт ещё не сейчас, — тихо договорил Сэхунн.

— То верно.

— А если отец даст тебе корабль и кормчего до того, как прибудет Рога… — осторожно начал Сэхунн.

— Тогда решать с Рогой всё буду уже я. Но только если ты пойдёшь в мой хирд. — Кай смотрел жёстко и прямо, ощутимо давил взглядом на плечи Сэхунна.

— Почему? — выдохнул беспомощно Сэхунн.

— Ты должен пройти посвящение. Так надо. Но ты должен пройти его своей волей. — Под внезапный всплеск Кай стремительно придвинулся к Сэхунну. В один миг оказался так близко, что Сэхунн учуял горячее дыхание на собственных пересохших губах и зачарованно уставился в мерцающую тьму глаз, где ему почудились зеленоватые всполохи. — На деле мне это неважно. Будь моя воля, я и так тебя забрал бы. Ты мой небесный дар. Ты уже мой и был моим всегда. Я шёл с другого края земли, долгие годы шёл, рождался и умирал, чтобы идти снова и найти тебя. Поэтому я не смогу тебя отпустить. Даже если ты не захочешь, пусть уже и выбрал, я не отпущу тебя. Не смогу.

Кай кончиками пальцев коснулся губ окаменевшего на скамье Сэхунна. От нежного прикосновения у Сэхунна в груди всё оборвалось, упало вниз, заколотилось и затрепыхалось в пятках. Он и хотел отпрянуть, но не мог. Силы враз оставили его как будто.

Кай по-прежнему касался кончиками пальцев его губ, после придвинулся чуть и прижался к своим же пальцам губами тоже.

— У тебя есть то, без чего мне никак. Я не знаю, нужен ли тебе, но знаю, что ты нужен мне. Закрой глаза теперь. Закрой.

Сэхунн не посмел перечить и медленно сомкнул веки, затаив дыхание. Губы пекло жаром, что шёл от сильных пальцев. Сэхунн сделал хриплый вдох, едва пальцами Кай повёл ниже, крепко сжал подбородок, а затем… Сэхунн даже не догадывался, что губы могли плавиться от жара, как воск, и что это слаще всего, что он когда-нибудь пробовал. Он не подозревал прежде, что можно дышать кем-то, словно пить каждый вдох с чужих губ, и что от этого твердь раскачивается и истончается, превращается в морок, а в животе становится так пусто и легко, и хочется парить облаком высоко-высоко в небе.

Сэхунн был как одурманенный, покуда не осознал острые зубы на собственной шее и глухой рокот. После вздрогнул, едва уразумел, что Кай рычит. По-звериному рычит. Сэхунн обмер весь, сжался в комок, но Кай не сжал челюсти и не прокусил тонкую кожу. Кай отодвинулся и сделал это так, словно ломал себя без пощады. Скользнул больным взглядом по сэхунновой шее и шумно вздохнул.

— Не бойся. Я волоску не позволю упасть с твоей головы, — устало обронил Кай и отвернулся. Сэхунн сидел ни жив ни мёртв, трогал левой рукой шею и пытался успокоить пошатнувшийся свет. Он не мог поверить, что воевода Кай его… его… поцеловал? И потом… чуть не загрыз? И ещё…

Плеснула вода. В колеблющемся свете яркие блики заплясали по медовой коже.

— Спать можешь здесь, — сухо сказал между делом Кай, набрасывая на плечи полотняную накидку. — Тебя никто не потревожит. Наверное, слишком много для тебя за раз. Ладно. Отдохни. Потом мы поговорим ещё.

Кая Сэхунн потерял в тенях. Когда же вода заметно остыла, Сэхунн помылся, ополоснулся, черпая ковшом чистую воду из ведёрка, завернулся в кусок неподрубленного полотна и приткнулся в углу на ворохе шкур. Долго вертелся и так, и сяк, пытался устроить правую руку и прогнать думы. Слова воеводы Кая не желали доходить до разума Сэхунна. Он ровным счётом ничегошеньки не понимал.

А после Сэхунну снился бегущий за солнцем на закат чёрный волк. Крупный и сильный зверь мощно отталкивался лапами, мчался по самой кромке, где земля и небо сходились вечной войной и не могли взять верх друг над другом. Пушистый хвостище стелился по ветру. Волк прижимал уши, сверкал зеленью глаз и нёсся ещё быстрее, чем за миг до того. Словно боялся опоздать. Чёрная стрела на розово-молочном небосклоне в вечной погоне за небесным светилом. И вдруг после — застывший гордый обрис в спелом круге луны.

— Ты сможешь, — беззвучным шёпотом уговаривал Сэхунн волка. — Ты непременно поспеешь. Никому тебя не догнать.

Волка сменили тьма и два горящих во тьме смарагда. Сэхунн тянулся к ним руками, но достать не мог. Это что-то значило, что-то важное, но у Сэхунна не выходило вспомнить, что же именно.

На заре Сэхунн осоловело моргал, озирался и вспоминал, как попал в светлую клеть, где дурманяще пахло лесом, и откуда на резном столике у вороха шкур взялся ковшик со сладким ягодным напитком. Осушив ковшик, Сэхунн чесал затылок и вспоминал, что смарагдами скрепляли договоры и дарили их ближникам. Верили, что смарагды очищают помыслы, делают дух твёрдым и укрепляют верность и преданность.

Верность и преданность…

_______________

* Лагодник — бездельник.

* …мёдом уста омытые — мёд поэзии Брагги. Считалось, что на уста скальдов попал мёд Брагги, который дал им красноречие и умение слагать стихи.

* Одноглазый Отец — Один. За мудрость футарка расплатился глазом.

========== Волком бегущий ==========

Комментарий к Волком бегущий

Спасибо любимым читателям за комментарии - ответы будут позднее с новой частью, а пока ещё кусь и… *галоп*

Стары Ольса — Боевая (Кастарват)

Стары Ольса — Літвін

Волком бегущий

Речь местных была лениво-напевной и красивой, но чуждой для северного уха. Сэхунн так и не научился правильно выговаривать название племени Гинтаса*. Зато речь вендов выходила куда яснее, пусть иногда морозом и схватывало всё внутри от их рычания*. Северная речь казалась вендам хриплой, а вот северянам вендское наречие напоминало о волках протяжным или коротким будто воем, грозными рыками, фырканьем и цоканьем. Одно имечко ближника Турина Старого чего стоило: «Р-р-рыва» — как есть волчий рык. Сэхунн чуть язык себе не сломал. Но то и дело в густом лесу рычащей вендской речи проскакивали родными шхерами знакомые слова.

До полудня Турин водил гостей на большой двор и на стену, а ещё рассказывал, что в хирде воеводы Кая вендов много. Собирались и прибыток взять из местных юнаков, что ходили в обучении.

— Уже третий раз, — важно кивнул Турин. Он и занимался обучением младших. — На третий день назначен первый урок. Кто сдюжит, тех воевода допустит ко второму. А кто все три одолеет и пройдёт посвящение, останется кормиться в хирде.

Никто не удивился. Так всюду поступали, разве что испытывали молодых воинов всяк по своему разуменью.

Сэхунн осмелился спросить у Турина о воеводе, когда отец и хирдманы полезли смотреть хитрую бочку с горючей дрянью.

— Вилктак — это волком бегущий, его так тутошний люд зовёт. Ну как перевёртыш, который и человеком может, и волком. Они думают, что его рагана зачаровала. Наши его Волчьей Шкурой зовут. Он в бой ходит в волчьей шкуре. Там колпак как волчья голова. Может, сам поглядишь как-нибудь.

— Так он волком оборачивается на самом деле?

— Говорят, катается по лесу волком после боя, но такое на глазах не делают. А катается ли вправду… кто знает. Но все вести он ведает до того, как ему расскажут. Ваши зовут его ульфхеднаром, потому что стомы в бою не знает. Ловкий он, страсть. Он танцует с мечами посреди битвы.

Слова о мечах напомнили Сэхунну о вечере и сваре с Сорокой, и как все молчали, на волчий меч глядя. Сэхунн помялся да спросил и про то.

— Так меч у тебя воеводин, хлопец. Допредь никто меч тот не носил, один только воевода. Меч давеча пропал как будто, а тут ты привёз с собой. Непонятно всем, — развёл руками Турин. Тот ещё старый лис — сам ни гу-гу, что меч Сэхунну рагана отдала, хотя Гинтас тоже о таком не болтал зря, как приметил Сэхунн, а северян никто и не спрашивал, откуда меч взяли.