Ну и только стоило Сэхунну улечься на ночь, как по нему принялся топтаться наглый волчище. Топтался долго, придирчиво шкуры перенюхивал, фыркал, забирался к Сэхунну, щекотал кожу пушистым боком, ноги хвостом охаживал, вертелся, неуёмный. Наконец волк умостился так, как ему хотелось: уложил голову Сэхунну на грудь, вздохнул шумно. Сэхунн неловко погладил его левой рукой, с ушами поиграл, тогда волк и притих.
Ночью снилось Сэхунну озеро в огромной пещере. В озере сквозь слой чистейшей воды виднелся огромный смарагд, а с берега в воду убегала змеёй толстенная цепь. Конец цепи выглядел так, будто его оборвали, хотя Сэхунн не представлял себе тварь, которой на то силы хватило бы. Даже Тор своим чудесным молотом эту цепь не одолел бы.
Хриплый звук рожка прогнал озеро вместе с цепью и смарагдом, а вместо волка подсунул Сэхунну снова гладкое и горячее. Во сне Кай взобрался на Сэхунна и теперь вжимался бёдрами, а носом посунулся Сэхунну в подмышку. После зова рожка Кай зевнул и потянулся. И Сэхунн млел весь под тяжестью гибкого тела, упивался напряжением коротким в мышцах. И после млел снова, покуда Кай растекался по нему и тёрся кончиком носа о грудь. Истома вмиг сошла на нет, когда Кай устремил Сэхунну в лицо тяжёлый взгляд.
— И сегодня пойдёшь?
— Пойду, — облизнув пересохшие губы, отозвался Сэхунн тихо, но твёрдо.
— Упрямый, — подвёл черту Кай, и Сэхунн не разобрал, то ли довольство было в низком голосе, то ли осуждение. И не до того стало под натиском губ.
Целовал Кай властно и жадно, как будто изголодался вусмерть за эти дни. Убивал поцелуем, забирая и дыхание Сэхунна, и бешеный стук в груди, и спутавшиеся в ком чувства. Сэхунн и явь потерял, позабыв обо всём на свете, — ловил во рту быстрый язык, задевал собственным и умирал от этих коротких соприкосновений и того скорее. А потом и вовсе не дышал, покуда Кай винился за первый нетерпеливый поцелуй вторым — ласковым, мучительно-медленным, до слёз нежным.
— Милости не жди, — слегка задыхаясь, предупредил Кай за мгновение до того, как изникнуть в тенях.
— Не буду, — проронил уже в пустоту Сэхунн, переводя дух и пытаясь унять гудящий в крови огонь. Телу хотелось нестерпимо льнуть к медово-смуглому и жаркому, так хотелось, что даже больно было. Сэхунн кутался в шкуры, ещё хранившие на себе тепло и запах Кая, и гадал: то ли свои боги его разума лишили в наказание за побег на чужбину, то ли чужие боги так мучили его, желая изгнать из своих владений поскорее.
Болтали старцы ведающие, что воинская удача передаётся в близости: коснись плаща или меча славного воина — отхватишь и себе кусочек славы, а жёны брали удачу, прильнув к телу воина. От удачи воеводы Кая Сэхунн не отказался бы, но… Сэхунну вдруг пришло на ум, что Кай сам решил удачей поделиться своей накануне лесной погони.
Уткнувшись в ворох шкур, Сэхунн зажмурился. Хотелось бы испытать стыд, но не получалось. Поцелуи Кая блазнились Сэхунну такими правильными и нужными, что стыд за них казался грехом.
В полном смятении Сэхунн явился пред очи Турина вместе с остальными — сонными и зевающими. Турин велел одёжу скинуть и стоять смирно, а детские забегали вокруг с лоханками, источавшими сырой запах мягкой глины. Утренняя свежесть обращала размазанную по нагому телу глину в ледяной доспех, и Сэхунн стоял расслабленно, чтоб не трястись от холода.
После они бежали друг за другом под присмотром Турина, что зычными окриками указывал им путь. На сей раз бежали на запад, чтобы отвернуть к югу — прочь от реки и дубрав. А скоро телу, согретому бегом, стало хорошо да ладно.
Сэхунн думал, что будет так же, как было накануне, да ошибся. Турин гонял их до самого полудня и не трудился выбирать дорогу поровнее: заставлял в овраги сворачивать, по кочкам носиться, через болотце повёл. В общем, измывался как мог, будто решив замотать вусмерть.
А потом они бежали по полю — по стерне. На пятачке там селяне дожинали жито. Юнаки серпы побросали и горящими глазами смотрели на них, позабыв в поклонах согнуться. Огребли по подзатыльнику каждый от старейшины. Сэхунн оглянулся потом — селяне так и стояли, склонившись, покуда их не заслонили стволы деревьев.
Турин-мучитель бежал так, словно седины в бороде у него отродясь не ночевало. Ещё и покрикивал на непутёвых. Сэхунн только диву давался, потому что сам дышал с хрипом. Покосился на Гинтаса — вот уж кому было в радость носиться всюду и улыбаться во всю рожу на ходу. А вот Гард выглядел не лучше Сэхунна, как и прочие северяне. Да уж, бежать по лесу — это не на корабле грести.
Так Турин пригнал их в бор и построил в ряд.
Под ногами тёплую землю укрывал ковёр из сосновых иголок, а сверху пробивались лучики света. Пока все дух переводили, Турин проверял волосы и повязки. Довольно кивнув после, Турин объяснил, что вот прямо отсюда каждый может бежать куда хочет, но не на север — возвращаться к крепости нельзя.
— А когда возвращаться можно? — хмуро спросил Гард.
— Для каждого своё условие. Не бойся, не потеряешься. Вам довольно никому не попадаться, добыть оружие и всё одолеть, что на пути встретите. А как оно у каждого выйдет, то только богам и ведомо. — Турин снял с пояса рожок и показал им. — Как дам знак — бегите и не оглядывайтесь. Всё ясно?
Сэхунн стиснул кулак: бежать по незнакомому лесу голым и без оружия и не знать, что впереди ждёт… Даже Один попроще выбирал себе воинов для грядущих сражений. Ну да коль сам полез, что уж теперь жаловаться?
Турин прогудел в рожок, казалось, на весь лес, и все кинулись кто куда, едва не затоптав друг друга. Сэхунн разминулся с Гинтасом и рванул на восток. Усыпанный иголками сосен песок мягко толкал в пятки, а Сэхунн про себя на все слова бесчестил вендов — столько бегать ему ещё не приходилось. Только дух перевёл — снова беги. Беги да беги. Да сколько ж можно?
Так Сэхунн и нёсся по бору, пока не уразумел, что бегом бежать ему никто не говорил. Сказали, что попадаться нельзя, всё на пути одолеть да оружие добыть. А чтобы никому не попасться, надо тихонько идти и в засаду не угодить.
В лощине Сэхунн по журчанию нашёл ручеек, попил немного и огляделся. Солнце стояло ещё высоко, а ветер дул с востока, поэтому идти и дальше на восток можно было смело. Это хотя бы давало преимущество в случае, если впереди есть засады. Сэхунн не знал, как проводили это испытание доподлинно, потому и думал о нём как об облаве.
Наверняка венды конными разъехались из крепости, обогнали пеший отряд и взяли лес в клещи, чтобы мышь не проскочила. Значит, где-то впереди Сэхунна ждал кто-то из опытных воинов.
Сэхунн и сам уже был воином, но однорукому в поединке с вендом из хирда Кая не выстоять. Льсти себе или не льсти, но времени прошло не так много, и Сэхунн не привык ещё к своему увечью настолько, дабы извлекать из него выгоду. Он до сих пор ума приложить не мог, как ему устроить покалеченную руку, чтобы она хоть при ходьбе не мешала.
Вот потому-то поединок Сэхунн сразу отмёл в сторону — толку не будет. Значит, чтобы оружие добыть, ему придётся обмануть венда и перехитрить. Добыть меч не в поединке, а украсть. Тоже то ещё испытание: как украсть меч у венда, если тот вряд ли оставит оружие на травке.
Помучившись думами, Сэхунн решил двигаться дальше, а способ кражи придумывать уже тогда, когда будет то, что можно украсть.
Пошастав по лесу, Сэхунн вляпался в болото. Тихо ругался, проваливаясь по колено в трясину и вскарабкиваясь на ненадёжные кочки. Коварство вендской земли сердило люто — откуда болото, если недавно ельник был и снова бор? Правда, болото одарило Сэхунна после приветливой лужайкой с ягодами. Для ягод было уже не время, потому они, поздние, выглядели переспелыми и едва не лопающимися от сока. Что за ягоды, Сэхунн не представлял, но видел такие на столе уже не раз, значит, есть можно. Потянув в рот парочку и почуяв на языке сладость, Сэхунн принялся нетерпеливо обдирать ягодки и пихать в рот. Потом пялился глупо на перепачканную и липкую ладонь, а в болоте насмешливо хлюпала грязная жижа. Пришлось обтирать кое-как руку о траву и топать дальше.