Вот почему Лейф хёвдинг усомнился в речах купца. Про северных вендов частенько баяли, что они волками оборачиваются, но доподлинно того никто не знал и по чести подтвердить не мог. Сказывали только, что видели воинов в волчьих шкурах. Но Лейф хёвдинг тоже видел воинов в волчьих шкурах, когда ходил в походы на запад, только те воины просто носили шкуры, а волками не оборачивались и дух волка в бою не призывали. Всего лишь выли и пытались волкам подражать — не более.
— Не знаю, как прочие, а воевода Волчья Шкура как есть ульфхеднар, — развёл руками купец. — Я не видел, чтоб он волком оборачивался, но видел, как он дрался. Человек так драться не может. И ни один человек не станет связываться с ведьмой, а он приказал ведьме дом построить. Как он явил себя в земли вейналов и привёл ведьму, так там и тихо. Он не первый воевода, что присылают из Полтеска, но другие до него долго не держались, а он уже пятое лето сидит, и ливы приносят дань ему до последней шкурки. И ни один корабль мимо него незамеченным не проскользнул — или мыто платят, или кровью умываются.
— А сам что скажешь? Ты же проходил мимо.
— Жуткий он, — помявшись, сознался купец. — С виду на биармца чем-то похож. Точно не венд, хотя говорит чисто. За глаза чародеем зовут его. Он смотрит так… будто мечетник*. Все взор отводят. А то и заговорила его ведьма. К ведьме вайделоты* ходят, да и люд простой. Слушают её и боятся.
— Так, выходит, нас он вверх по реке не пустит?
— Так — не пустит. Если с миром вы, всё равно надо нарочного послать, а там без слова Рагнхильд дроттнинг дела не будет. Она будет решать, можно ли вам пройти и в какую цену.
Лейф хёвдинг собрал к вечеру всех хирдманов на корабле и повёл речь. Напомнил, что было в Сэхэйме, что дом они оставили не своей волей. За нанесённую обиду по закону полагалась кровная месть. Самым достойным в роду Асгейра был сам Асгейр, так что мстить следовало именно ему. Но возвращаться так, как есть, было неразумно. От рода осталась едва ли треть, а у Асгейра людей выходило больше, и это даже если не считать соседей.
— Решать один за всех я не могу, — приговорил к высказанному Лейф Поединщик и огладил бороду. — Если мстить по закону, нам нужен ещё хотя бы один корабль к нашему и людей в два раза больше. Если не мстить пока, то надо или новый дом искать, или пойти на службу. Думайте.
— А почему бы нам не пойти в Альдейгьюборг? Там уж точно службу найдём, — сказали с кормы.
— В Альдейгьюборг нет нам пути, потому что там нас найти смогут и вызвать на тинг. Асгейр будет лгать и изворачиваться. У него есть послухи, которые скажут всё, что он велит, а мы все одного рода, и он нас обвиняет. Тинг будет на его стороне. Он всё так обставил, что доказать мы мало что сможем. Четверо против одного. Соседи его поддержат — он готов уступить им наши земли. В земли вендов же никто не сунется. Мы сами всегда обходили их стороной. Зализывать раны и набираться сил для ответа нам лучше именно у вендов.
— Это если они дозволят. А как не дозволят?
— Попробуем пройти в Миклагард по их пути. Тут выйдет в пять раз быстрее, нас просто не успеют догнать. А там придумаем что. Да и время многое меняет. Пока обернёмся туда и обратно, Асгейр может и оступиться. А то в пути сами найдём верных союзников и вернёмся уже в силе. Думайте, — с нажимом повторил Лейф хёвдинг и бросил короткий взгляд на сидевшего в сторонке Сэхунна. Меж воинов Сэхунн был самым младшим сейчас, и спрашивать его стали бы в последнюю очередь. Потому Сэхунн думал о волке, которого видел во сне. Он так и не понял, проглотил его волк или нет, и не знал, к добру был сон или к худу.
— А коль не пустят нас и возьмут плату кровью?
— Сказывают, воеводой на границе ульфхеднар, и не похоже, чтобы врали. Если правда, решить миром будет не так уж трудно, лишь бы самим не оплошать. Думайте.
Рядились долго. Спрашивали то о важном, то о пустяках. К ночи ближе согласно приговорили — пути к Вене быть и просить надобно крова у вендов.
— Не это я мечтал тебе оставить в наследство, — устало проговорил отец, когда воины разошлись, и они с Сэхунном остались на корме одни.
— Про наследство рано говорить, — попытался ободрить отца Сэхунн и поёжился от налетевшего с моря ветра.
— Руку укутай. Не поджила ещё. Вконец застудить не хватало.
________
Полюдье — в конце осени сбор дани, когда двигался поезд по землям княжества и собирал дань. Поезд, разумеется, не дизель и не электричка, а процессия, вереница повозок. Свадебный поезд, например.
Саамы — финские и угорские племена.
Мечетник — человек, владеющий искусством гипноза.
Вайделоты — языческие жрецы у балтийских племён, вроде кельтских друидов.
***
К Янтарному берегу шли с купцом, который торговал с эстами. Пузатый кораблик неуклюже переваливался по волнам впереди: на таком хорошо по морю не походишь, а вот вдоль берега идти — самое то.
У Вены с купцом распрощались и дальше двинулись на приливе уже сами. Шли осторожно, промеряя глубину постоянно. Воды были незнакомые, и Лейф хёвдинг не желал соваться очертя голову, полагаясь лишь на чутьё Сэхунна. Эгир Сэхунна баловал расположением, но в этих водах правили венды и их боги. Дня не пожалели, чтобы с осторожностью войти в реку, а после сняли с носа дракона — негоже гневить богов чужого берега, когда идёшь с миром.
Без дракона нос корабля выглядел осиротевшим, и над бортами не летели привычные шутки. Воинам безрадостно было представлять, что вождю доведётся просить о покровительстве. Сечи они бы не забоялись, пусть даже смертной. Но умирать напрасно тоже мало кому хотелось, чтобы предстать в чертогах храбрецов неотмщёнными. Тоже срам — погибнуть с неоплаченным долгом. Таких, может, и на пир Одина не пустили бы, вот все и кручинились, а добрая воля вендов казалась всем больше чудом, нежели явью.
На ночь встали у берега, кинули мостки и зажгли огонь. Место попалось открытое, дозорные увидели бы чужих издали, потому особо не таились. Чай не разбойничать шли.
Сэхунн вдыхал всё тот же солёный запах и чуял близкое море. Взаправду увидеть земли вендов предстояло ещё, а пока всё блазнилось обычным. Сэхунн отыскал местечко посуше у склона холма, расстелил плащ, сбегал к костру за миской с рыбной похлёбкой, а после сидел на плаще и утолял голод. В миске похлёбки осталось на один глоток, а от пары пресных лепёшек — крошки, тогда-то Сэхунн перевёл взгляд на костры и корабль у берега. Смотрел так просто, скользил взором без цели и слизывал крошки с ладони — остатки сладки. И едва не поперхнулся крошками, потому что из тьмы соткался волк. Только что не было его, а тут уж сидит у маленькой лодки, на которой один из дренг-учеников ходил выше по течению в дозор.