Тот, кто говорил мне все это, поднялся и спрыгнул с кровати. Он быстро оделся и ушел в город. Я тоже встал и ушел. Вернулся я поздно вечером. Весь день я слонялся по городу и вернулся, замерзнув. Все спали. Только мой сосед сидел у печки и пек в ней картошку, которую вынимал из кармана.
Я подошел к печке и стал греть кости. Мой сосед был чернявым, высоким, крепким мужчиной с сухощавым, перекошенным лицом, на котором блестели живые, веселые глаза. Он то и дела доставал из кармана куски угля и подбрасывал их в огонь.
— Ну, как ваши дела? — с улыбкой спросил он, раскусывая печеную картошку.
Я ответил ему тоже с улыбкой. Он мне понравился. Он сидел на полу, обхватив печку ногами.
— Хотите — съешьте пару печеных картофелин.
Освещения не было. От красного огня в печи ложились красные тени. Я сел на пол и взял картофелину из его рук.
— Художника все нет, — сказал сосед, оглядевшись. — Он сегодня, конечно, уже не вернется. Вероятно, продал где-то картину, получил деньги и запил в «Домике». Завтра вернется и на два дня заляжет в постель.
Он швырнул в печку несколько кусков угля.
— Работал сегодня на фабрике — уголь грузил. И получил два кармана угля. Чтоб вы знали, в мои карманы помещается немало, — и он рукой указал мне на свои карманы.
Огонь разгорелся и затрещал.
— Как давно вы здесь?
— Три недели.
— А прежде где жили?
— В Варшаве. А там, — сказал он со смехом, — тоже пять недель ночевал в приюте для нищих. Я люблю большие города. Есть где переночевать. В маленьком городишке ты должен просить, чтобы тебя пустили на ночлег. А если уж тебя пустят, то все время следят за твоими руками, чтобы ты чего не украл. А в большом городе идешь себе, понимаете ли, в приют для нищих. Только в Галиции с этим трудно. Там нужно получить мешок бумаг и документов, и сам бургомистр должен их подписать. В гробу я видал всех бургомистров, и ноги моей в Галиции больше не будет! А ты что делаешь? — спросил он меня.
— Ничего.
— Как и я? Ну а все-таки, ты чем-нибудь занят?
— А ты работаешь?
— Иногда, когда что-нибудь подворачивается…
— А если не подворачивается?
— Если не подворачивается — ухожу или уезжаю в другой город… На, съешь еще одну картошку. Они готовы.
Было тепло. Наши лица раскраснелись от света тлеющих углей.
— А как долго можно здесь жить?
— Месяцами. Тут есть один, который здесь живет уже больше года. Но я здесь не собираюсь задерживаться дольше, чем на несколько дней. Думаю уехать в Катовице. Говорят, там, в Катовице, можно получить работу на угольных шахтах и на погрузке вагонов. Но я думаю туда податься не потому, что там, по слухам, можно получить работу, а потому, что хочется куда-то отсюда уехать. С работой всегда получается какая-то ерунда. Пару недель назад мне сказали, что в Данциге можно получить работу в порту. На поезд мне хватило как раз на полдороги. До Торуни я дошел пешком, а оттуда уже поехал в Данциг. Ни о какой работе там и слыхом не слыхали. Там десятки тысяч своих безработных, да к тому же еще приезжают искать работу безработные из Германии. Так что не стоит ехать куда-то, потому что кто-то что-то сказал. А ты чем живешь? — наконец спросил он меня.
Я рассказал ему, что я демобилизованный солдат и сижу без работы.
— Плохо твое дело, и лучше не будет, — сказал он и поворошил железным прутом красные огоньки в печи.
Он начал дремать. Я разделся и лег на кровать. На несколько минут мой взгляд задержался на огне в печке и на человеке, который, задремав, сидел на полу. Огонь мерцал все тусклее и тусклее, пока совсем не погас. Человек у печки спал на полу, положив голову на руки. Вдруг он проснулся, вскочил и лег на кровать.
На следующий день пошел дождь, тяжелый зимний дождь со снегом. Я был в городе и вернулся оттуда мокрый и голодный. У меня больше не было денег на жизнь. Я снова увидел чернявого человека. Он опять сидел у печки и пек картошку. Он и мне предложил картошки. Я не отказался, сел на пол — никаких стульев не было — и стал греться.
— В России часто бывает такая погода, — сказал чернявый, поглядев в окно, — снег с дождем.
— Вы бывали в России? — спросил я.
— И далеко в нее забирался, был даже в Сибири и, поверите ли, аж в Китае.
И не спросив меня, хочу ли я его слушать, он начал рассказывать длинную удивительную историю.