Скажи, что научишь ее готовить. Давай же! Рискни!
Но Кейт не могла этого сделать. На сегодня с нее достаточно унижений.
— Ну… пока.
— До встречи.
Кейт вышла на улицу.
Она почти дошла до калитки, когда Талли окликнула ее:
— Эй, подожди!
Кейт медленно обернулась.
— Как тебя зовут?
Мелькнул проблеск надежды.
— Кейт. Кейт Муларки.
Талли рассмеялась:
— Муларки? Звучит дебильно!
Это было уже слишком. Кейт до смерти надоели шутки по поводу ее фамилии. Вздохнув, она повернулась к Талли спиной и пошла дальше.
— Я не хотела смеяться, — крикнула ей вслед Талли, но остановиться уже не могла.
— Ну да, мне, в общем-то, все равно.
— Почему бы тебе не быть такой же сучкой, как все вокруг? Жизнь стала бы проще.
Кейт молча продолжала свой путь.
3
Талли смотрела вслед удаляющейся девочке.
— Не надо было мне этого говорить, — произнесла она вслух, отметив про себя, каким тонким и жалким был ее голос под раскинувшимся над головой огромным звездным небом.
Талли не понимала, почему ей вообще пришло в голову посмеяться над соседкой. Вздохнув, она вернулась в дом. Прямо с порога у Талли защипало глаза от запаха марихуаны. Мама развалилась на диване, положив одну ногу на спинку, а другую — на журнальный столик. Рот ее был открыт, из уголков вытекала слюна.
И все это видела девочка, живущая по соседству. Талли стало вдруг невыносимо стыдно. Никаких сомнений: в понедельник сплетни поползут по всей школе. Мамаша Талли Харт — наркоманка.
Именно из-за этого Талли никого никогда не приглашала к себе домой. Если хочешь хранить секреты, будь добра сидеть одна, в темноте.
Талли все бы отдала за то, чтобы у нее была мать, которая готовит спагетти с мясным соусом для незнакомых людей. Может быть, именно из-за этого она посмеялась над фамилией Кейт. Мысль об этом разозлила Талли, и она с грохотом захлопнула входную дверь.
— Облачко! Просыпайся!
Мать громко всхрапнула, затем, вздрогнув, села.
— Что такое?
— Пора обедать.
Откинув со лба прядь волос, Дороти попыталась сфокусировать взгляд на стенных часах.
— Мы где — в богадельне? Сейчас пять часов.
Талли удивляло, что ее мать еще может различать время. Выйдя в кухню, она разложила содержимое принесенной Кейт кастрюльки на две одноразовые тарелки, затем вернулась в комнату и протянула тарелку матери.
— Ешь!
— Где ты это взяла? — удивилась Дороти. — Приготовила сама?
— Нет. Принесла соседка.
Облачко обвела комнату мутным взглядом.
— У нас есть соседи?
Талли не стала ничего отвечать. Мама все равно забывала через несколько минут, о чем они говорили, что делало разговор практически бессмысленным. Обычно Талли было наплевать — ей хотелось говорить с Облачком не больше, чем смотреть черно-белые фильмы, — но сегодня она вдруг особенно остро ощутила свою непохожесть на других. Будь у нее настоящая семья — мама, которая готовит вкусное блюдо, чтобы поприветствовать новых соседей, — она не чувствовала бы себя такой одинокой. Присев на пуфик, стоящий у дивана, Талли задумчиво произнесла:
— Интересно, а что сейчас делает бабушка?
— Наверное, вышивает очередную из этих своих ужасных вещиц во славу Иисуса. Как будто это спасет ее душу. Кстати, как дела в школе?
Талли даже вздрогнула от неожиданности. Надо же — матери пришло в голову поинтересоваться ее жизнью.
— Вокруг меня вьется куча народу, но… — Талли нахмурилась, не зная, как облечь в слова свою неудовлетворенность. Она знала только одно: она чудовищно одинока здесь, даже среди своих новых приятелей. — Но я жду чего-то…
— У нас есть кетчуп? — спросила Облачко, хмуро взглянув на спагетти у себя на тарелке. Она сидела, покачиваясь в такт музыке.
Талли ненавидела себя за то разочарование, которое вдруг испытала. И как это ей могло прийти в голову ожидать участия от своей матери?
— Я к себе в комнату, — вставая, заявила Талли.
Последнее, что она услышала, прежде чем захлопнуть дверь, было бормотание Облачка о сыре, которого, на ее вкус, не хватает в блюде.
Поздно ночью, когда весь дом уже спал, Кейт пробралась тихонько на заднее крыльцо, надела отцовские резиновые сапоги и вышла на воздух. Последнее время у нее вошло в привычку выходить из дома, когда она не могла уснуть. Огромное черное небо у нее над головой было усыпано звездами. Кейт смотрела на небо и чувствовала себя маленькой и никчемной. Одинокая девочка, глядящая на пустую улицу, ведущую в никуда.