Наверное, еще прошло какое-то время. Люди в желтых комбинезонах направляли наконечники шлангов на дом, водяные сабельки прорубались сквозь огонь. Вокруг меня собрались люди с обеспокоенными лицами, и губы их двигались. Это было смешно. Казалось, они не понимают, что не произносят ничего. Такие серьезные, такие суетящиеся и такие настойчивые. Их губы и зубы двигались безо всякого видимого результата. Затем я лежала на спине, глядя на ветви деревьев, проносящиеся через мое поле зрения, по мере того как меня уносили прочь. Я снова закрыла глаза, надеясь, что мир перестанет лететь с такой скоростью, прежде чем меня стошнит. Несмотря на огонь, меня знобило.
ГЛАВА 15
Постепенно ко мне вернулся слух. Слабые голоса, звучавшие в отдалении, приближались ко мне, и наконец я поняла, что надо мной кто-то наклонился. Дэниел, излучающий свет, словно архангел, возник над моей головой. Его контур был расплывчатым, и я почувствовала невероятной силы побуждение коснуться рукой собственного лба, словно героиня какого-нибудь фильма, очнувшаяся после глубокого обморока, бормочущая: «Где я?» Наверное, я умерла. Ну конечно, в аду тебе придется воссоединиться с твоим бывшим супругом, флиртующим с сиделкой. А, вот он ключ к разгадке. Я была в больничной кровати. Она стояла справа от него, в белом синтетическом халате, святая девственница с судном, не отводящая взгляда от его великолепного профиля. Я совсем забыла, как хитер он может быть в таких ситуациях. Выражая крайнюю озабоченность моим состоянием, он забрасывал у себя за спиной сеть своего сексуального обаяния. Я пошевелила губами, и он наклонился еще ниже. Он сказал:
— Мне кажется, она пришла в себя.
— Я позову врача,— сказала сиделка и исчезла.
Дэниел погладил меня по волосам.
— Что такое, малыш? Тебе больно?
Я облизала губы.
— Чертова задница,— сказала я, но вышло как-то невнятно, и боюсь, он не понял, к чему я клоню. В этот момент мне больше всего хотелось быть в состоянии вышвырнуть его вон. Я закрыла глаза.
Я вспомнила вспышку, оглушающий грохот, Олив, пролетающую мимо меня, как манекен. У нее был неестественный вид, вывернутые руки, ноги раскинуты странно вкривь и вкось, словно мешок с песком пролетел по воздуху и плюхнулся на землю с глухим звуком.
Олив, должно быть, умерла. Невозможно было бы починить части ее тела, вывернутые наизнанку взрывом.
Я вспомнила Терри с окровавленным лицом, умер ли и он также? Я взглянула на Дэниела, силясь спросить обо всем этом.
Дэниел понял мой немой вопрос.
— С тобой все в порядке, Кин. Все хорошо. Ты в госпитале, и Терри тоже здесь,— сказал он. И после небольшого колебания добавил.— Олив не дотянула.
Я снова закрыла глаза, надеясь, что он уйдет. Я сконцентрировалась на различных частях своего тела, надеясь, что они все в наличии. Множество драгоценных деталей моего организма причиняли мне болевые ощущения. Сначала я подумала, что у меня специальная кровать, ограничивающая свободу движений, но оказалось, что это всего-навсего сдерживающая комбинация синяков, всевозможных ремней, болеутолителей и компрессов на тех местах, где кожа у меня была обожжена. Если вспомнить, что я стояла всего в десяти футах от Олив, мои раны были до смешного незначительными — ушибы и ссадины, легкое сотрясение мозга, поверхностные ожоги. Меня госпитализировали, главным образом, из-за шокового состояния.
Я все еще не могла сообразить, что произошло, но не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что взорвалось что-то серьезное. Газопровод. Скорее бомба. Звук и картина разрушения указывали на взрывчатое вещество ограниченной мощности. Я посмотрела потом в справочнике и узнала, что такие взрывчатые вещества придают телу скорость до трех тысяч футов в секунду, что гораздо быстрее, чем обычная скорость передвижения человека. Мое путешествие от крыльца дома Олив до дерева было максимально приближено к условиям свободного полета.
Вошла врач. Это была простая женщина с добрым лицом и достаточным запасом здравого смысла, чтобы попросить Дэниела выйти из палаты, пока она меня осматривает. Она мне понравилась, потому что при виде Дэниела она не пришла в состояние ступора. Я смотрела на нее доверчиво, как ребенок, пока она проверяла наличие признаков жизни в моем организме. Должно быть, ей было под сорок, у нее была небрежная прическа, никакой косметики, умные глаза полны сочувствия. Она взяла меня за руку, и при этом ее прохладные пальцы переплелись с моими.