Еще немного посидев на корточках возле его кровати, Мира медленно-медленно выпрямилась, опасаясь, что какой-нибудь сустав громко щелкнет, как часто бывало. Но на этот раз ноги не подвели ее, только слегка заныло в коленях.
«Я расскажу тебе утром, — прощаясь, пообещала она другу. — Ты спи пока… А то и не уснешь потом. Я-то уж точно теперь ни за что не усну!»
С трудом подтаскивая уставшие за день ноги. Мира выбралась из дома мальчиков и скрылась в своем собственном. Когда забралась в постель, выяснилось, что сердце все это время так грохотало, что уши закладывало. Только до сих пор Мира этого не замечала. Стараясь поскорее отдышаться, она с тоской подумала: «Что же мне до утра делать? Я еще заболею от этой тайны! А уснуть не смогу».
И тотчас уснула.
Глава четвертая,
— Мы должны всем рассказать.
Эви смотрел на нее так сурово, что Мира не возмутилась в голос, как ей хотелось, а только тихонько предположила:
— Кто-нибудь проболтается…
— А если мы не скажем… Это знаешь, что значит? Что мы тоже всех обманем. Тебе же обидно было, когда ты узнала!
Мира подтвердила:
— Обиднее обидного.
— А все потому, что они нам врали! А я не хочу врать.
— Я тоже не хочу! Но мы же не можем перелезть через Стену все вместе — нас почти сто человек!
Не ответив, Эви отлепил от колена подорожник и осторожно плюнул на него:
— Не держится.
Колени были такими сухими, что казались белыми и походили на камни возле реки. Правое ссадина увлажнила и раскрасила, оно наверняка здорово болело. Снова прилепив подорожник, Эви мрачно сказал:
— Теперь ясно, откуда все берется… Еда, одежда — ну, все! Это оттуда, из-за Стены.
— Значит, есть ход! — осенило Миру. — Не через Стену же они кидают! Она высокая.
— Как бы найти его?
Эви посмотрел на нее так, что стало ясно: кроме нее, никто этого не сделает. Мире пришлось согласиться:
— Понятно, надо. Пошли?
— Прямо сейчас?
— А чего ждать?
У него вдруг испуганно перекосилось лицо. Оглянувшись, Эви подвинулся к ней и жалобно прошептал:
— Я что-то как больной стал…
— А что болит? — всполошилась Мира.
— Да вот ничего и не болит… А ходить трудно. Почему это? Вчера уже, а сегодня еще труднее. А вдруг завтра я и встать не смогу?
«А вдруг правда?» — отозвалось в ней, но Мира протестующе махнула рукой:
— Ну, вот еще! Наверное, ты, правда, чем-то заболел. Надо вылечиться — и все! А просто так не бывает. Мы ведь растем! Значит, сил становится все больше.
И тут она заметила, что сегодня его глаза стали совсем серыми, как будто они не могли больше позеленеть. Взгляд Эви сделался совсем печальным.
— А откуда ты это знаешь? Они сказали. А вдруг они и про это наврали? Как им теперь верить?
— А… — она чуть не задохнулась. — А если… наврали… что тогда?
Теперь Мира ясно ощутила, что сегодня у нее больше обычного ломит поясницу, и сердце слишком часто сбивается с ритма. Сейчас она уж точно не залезла бы на дерево…
— Не знаю, — проронил Эви. — Я только думаю, что нам надо начинать искать ход прямо сейчас. Что с нами завтра будет, откуда мы знаем?
Уцепившись за податливую ветку ивы, Мира поднялась и подала ему руку:
— Тогда пойдем. Стена большая, пока мы всю обойдем! И дня не хватит.
— Давай начнем с той стороны, что за их домами. Может, они ход к себе поближе сделали?
— Может…
Приподнимая ветви, девочка пошла напрямик через лес, не забывая прислушиваться к шагам Эви, который плелся позади. Чтобы чем-то отвлечь его, Мира быстро говорила, изредка оборачиваясь на ходу:
— Когда я вырасту, я все-все обойду, что там есть. Ведь тогда никто не будет нас здесь держать, правда? Мы же станем такими же, как они. Станем, вот увидишь! Ты что, не веришь? Не все же они нам врут.
— Может, и не все, — подал голос Эви. Он задыхался, и слова получались смазанными.
— Я быстро иду? Давай потише. Знаешь, Дрим называл Неде какие-то места, которые надо посмотреть… Я уже забыла, но можно ведь спросить. Я все-все это посмотрю, когда стану взрослой. А ты? Эви, ты ведь все равно будешь со мной, когда мы вырастем?
Он не ответил, и Мира с тревогой оглянулась. Он стоял, держась за черемуху, которая участливо наклонялась к нему.
— Ты что? — она поразилась тому, что вышел шепот. — Совсем плохо?