— Это у тебя вечно так — раз! — и уснул. А у меня так не бывает. Я еще ни разу не заснула, если ночью хотела выйти.
— Ты, наверное, меньше спать любишь, — вздохнул мальчик. — Так мы не будем сегодня играть?
— Нет. Мне надо… подумать.
«Я тоже вру ему! — ужаснулась она. — Это и значит — становиться взрослой?»
Послушно кивнув, Эви отступил:
— Тогда я пошел?
— Где ты будешь? — Мира чувствовала себя виноватой.
— Не знаю еще. Пойду свою улитку проверю. Я ее совсем забросил… Может, выпущу сразу. Как ты думаешь, ей скучно сидеть в тарелке?
Мира немного подумала:
— Иногда ведь хочется и дома посидеть.
Но Эви твердо сказал:
— Я ее выпущу. А то мне приятно, что она у меня, а ей, может, тоска одна!
— Да нет, Эви!
Он вдруг закричал, весь ощетинившись:
— Что ты споришь? Ты вон только узнала, что мы здесь тоже, как в тарелке, сидим, так сразу сбежать захотела! А ей, думаешь, не хочется?
— Я не сбежать, — растерянно возразила Мира. — Я же вернусь… Мы все вернемся. Мы же только посмотреть…
— Ага, — он хмуро уставился в землю.
— Ты что — не веришь?
— А вдруг там… так здорово, что нам уже и возвращаться не захочется?
«Но Дрим ведь тут останется! — вспомнила Мира. — Конечно, мы вернемся. Я уж точно».
— Посмотрим, — сказала она. — Мы еще и не ушли никуда.
Покусывая сладкий стебелек травинки, она проследила, как Эви уходит все дальше, опустив и без того покатые плечики. Он старался идти быстро, но на самом деле еле плелся, и Мира с тревогой подумала: «Ну, и на сколько мы уйдем за ночь, даже если выберемся? Они же догонят нас в два счета… Ну и что? Вот тогда мы у них и спросим: а почему нам нельзя увидеть весь мир? Вы-то его видели…»
Эви оглянулся, и она махнула ему рукой. Не ответив, он прошел между кустами шиповника, на которых уже глянцево желтели крупные плоды, похожие на елочные шарики. Эви их не заметил. Ему не хотелось сладкого, хоть и было слишком горько от мысли, которую он уносил в себе: «Ей прямо не терпелось от меня отделаться…»
Такого еще не бывало. Конечно, случалось, что они ссорились и расходились в разные стороны, думая, что ненавидят друг друга. Но сейчас ведь этого не было! А без причины Мира еще никогда не избавлялась от него.
«Да еще машет! — с трудом сглатывая обиду, вспоминал он. — Очень мне надо, чтоб она махала…»
Оглядев пустые домики, все разноцветные и одинаковые, как конфетти, Эви пошел к тому, что ото всех отличался. «Виртуальный мир» был трехэтажным, чтобы всем хватало места, и окрашенным так ярко, будто весеннее небо просто стекло на него и застыло на стенах. Для всех ребят, кроме Эви и Миры, здесь и было само небо, в котором можно летать и чувствовать себя легким и сильным. Как будто ты уже вырос.
«Но это же вранье!» — однажды презрительно заметила Мира, и он ей поверил. Эви и сам смутно чувствовал, что это не совсем правильно — проводить целые дни в мире, которого на самом деле нет.
«Уже лет пять они оттуда не выходят! — подсчитал он. — А раньше? Мы хоть играли во что-нибудь, когда были совсем маленькими?»
Собравшись с духом, хотя никакой опасности и не таилось за стеклянной дверью, Эви вошел внутрь и на цыпочках приблизился к первому залу. Здесь было всего пять кресел, кожаных, мягких, в которых можно было почти лежать. Эви до сих пор помнил, какие они удобные — эти кресла, хотя не заходил сюда давным-давно. В них так удобно, что хочется лежать и лежать, не замечая, как проходят целые недели…
На лицах у ребят были специальные маски, через которые они видели тот — свой любимый — мир, но Эви все равно узнал каждого. И подумал с сомнением: «А может, они и не захотят идти с нами? Их за порог-то не вытащишь…»
Ноги у всех чуть подергивались, совершая мнимые прыжки, и шевелились пальцы, когда им чудилось, что они бросают мяч. Если следить за ними достаточно долго, то начинает казаться, что они вообще не умеют ходить и не в состоянии вскинуть руку. Но Эви хорошо знал, что до столовой каждый из них добирается чуть ли не бегом…
Как-то раз Прат сказал директору «Виртуального мира»:
— Вы убиваете их этой неподвижностью. Неужели, черт возьми, не понятно, что в их возрасте…
Это было все, что Эви расслышал. Потом Прат, заметив его, понизил голос, и в памяти осталось одно слово «убиваете». Эви не знал, что оно означает, и Мира не смогла вспомнить. А Дрима почему-то бросило в жар, когда они пристали к нему с этим. Он что-то забормотал насчет того, что это неприличное слово, и нельзя повторять его при других: «Прат ведь знает!» Но что оно означает, они так и не поняли. Потом Дрим выговаривал Прату, но подслушать им уже не удалось.