И взошел старший из них на высокую гору, и окинул взором пески у моря, и многие реки, полные рыбы, и многие леса, полные дичи, и сказал: „Вот страна, достойная быть нам Родиной. Здесь мы построим наши замки. Ей отдадим мы свое великое знание. Ей посвятим мы свою небесную силу. И зваться она будет отныне — Ульмигания“.
И взяли великаны темнолицых в подданные, и научили их строить замки, и выращивать хлеб, и делать одежду, и торговать. И приумножилось богатство той страны, и возросла слава ее, и счастливо жил народ ее.
Прошла тысяча тысяч лет. Стали великаны брать дочерей темнолицых себе в жены, и было у них много потомства, и разошлось оно по всей земле, но дети уже не были великанами, а только светлые волосы и синие глаза напоминали об их происхождении. И забыли люди своих предков.
Только одно племя, женщины которого носили в волосах украшения в виде луны и звезд в знак своего родства с Небом, помнило о древнем завете — вернуться в священные земли белых великанов и отыскать утерянное людьми великое знание.
В огромном замке на берегу Немана нас встретила последняя из дочерей звезды — великанша Рагайна. У нее был ключ к тем землям. И только нашим воинам под силу было поднять его».
Даниил вдруг хмыкнул:
— Получается, что Ульмигания не только нам, пруссам, родина, но всем, у кого белая кожа и светлые волосы. И тебе тоже. Захочешь вернуться — добро пожаловать.
«Украшения в виде луны и звезд, — думал Тороп. — Где я мог это видеть?»
И вспомнил — смеющееся лицо племянницы великого князя юной княжны Анны — светлые волосы стянуты повязкой на лбу, и звезда, и под косой — месяц.
«Что это? Напоминание о родстве с великанами? Чушь! Бог создал человека, а не какая-то звезда! Язычество. И все же странно…»
Тороп засыпал, а ему все чудилась улыбка княжны, и звезда в ее лбу сияла.
«Тороп, — говорила княжна, увлекая его за собой, — это правда, именно там, где морской ветер треплет сосны на песчаных холмах, а в густых дубравах живут страшные древние боги предков, там наш дом. Пойдем, Тороп, пойдем домой…»
«Ты же пропала! — отвечал Тороп. — Тебя ведь убили татары! Сгинь! Я не пойду с тобой».
«Нет, — смеялась белолицая княжна. — Я жива. Там, где стоят замки великанов, где нет креста и люди живут вместе с духами и душами предков, мы сможем соединиться».
Руки княжны дрожали, и яркие губы были открыты для поцелуя. И она звала. И звезда манила теплым светом. И Тороп почувствовал, что не может противиться…
Он проснулся от легкого толчка в плечо. По тому, как, растворившись в утренних звуках, насторожился Даниил, Тороп понял — неладно что-то.
Вскочили они на ноги, выхватывая мечи, одновременно. Из осинника, окружая полукольцом, выехали всадники с пиками наперевес. Числом более десятка, веселые, явно хмельные.
— Кто такие? — рявкнул один.
— А ты сам-то кто будешь? — спросил Даниил. — Чтобы нас пытать, мало сидеть в седле да пикой размахивать.
— Я тебе сейчас покажу, кто я таков! — озлился всадник.
— Покажи, — усмехнулся Даниил, — а мы посмотрим.
— Осади! — вдруг крикнул кто-то высоким ломающимся голосом. — Назад, я сказал!
Всадники раздвинулись, и в проходе показался витязь примерно одних лет с Торопом в богато изукрашенном чернью и серебром шлеме и тонко связанной дорогой кольчуге. Он подъехал почти вплотную к Торопу и Даниилу и, капризно скривив губы, разглядывал их. Потом, будто что вспомнил, вгляделся в Торопа. В глазах его мелькнула насмешливая злость.
— А ты не тот ли Тороп, что в дружине Поповича служил?
Тороп промолчал.
— Тот, — то ли улыбнулся, то ли скривился витязь. — А ты, значит, Даниил, старый Поповичев приятель.
И вдруг широко, по-доброму улыбнулся:
— Слава ваша впереди вас бежит. Слышал я, как вы банду смердов в муромских лесах изрубили. Славно поработали. Приглашаю вас к себе на трапезу. Тут недалеко мои палатки. Мед у меня знатный, да и вино заморское есть. Пойдем, други! За честь почту таких воинов привечать. Возле себя посажу.
— Спасибо, княжич, — сказал Даниил. — Мы уже и сами завтракать собирались.
— Не откажете же вы мне! — напряженно сказал витязь.
— Бог с тобой, княжич, — согласился Даниил. — Конечно, не откажем. Просто не хотелось быть в тягость.
— Какая там тягость! — обрадовался княжич. — Ну, так что, поехали?
— Езжайте, а мы за вами. Только скарб наш нехитрый соберем.
Княжич пытливо посмотрел на Даниила и, круто повернув коня, ускакал. Дружина — за ним.
— Невелика честь… — пробормотал Тороп.
— Да ты знаешь ли, кто это? — спросил Даниил.
— Догадываюсь. Алексашка Ярославич, сын великого князя Владимирского.
— Верно. И то знаешь, что не отстал бы он теперь от нас?
— И то знаю.
— Ну, а раз ты такой умный, поехали пировать. Делать нечего. Может, он и не держит на нас зла за порубленную дружину своего дяди.
— Яблоко от яблони недалеко падает, — сказал Тороп. — Мечи нужно будет под рукой держать.
Шатер у княжича был белый, тонкой восточной ткани. Угощал он рябчиками да медами разными. Было и вино заморское — красное, как кровь. Но Тороп с Даниилом больше пригубливали, чем пили, следя за передвижениями дружинников. Не то что княжич — тот удержу не знал, пил так, будто и не с раннего утра за стол уселся, а ближе к ночи, после ратных трудов. А напившись, стал Торопа задирать: пойдем, мол, испробуем, чей меч ловчее да чья рука тверже? Тороп отнекивался, ссылаясь на усталость, но княжич не отставал:
— Или боишься меня? Даром что ли люди говорят, будто нет тебе равных во владении мечом? Будто Попович секрет тебе какой-то передал?
Слово за слово, всем стало ясно, что княжич не на шутку распалился. Белое лицо его раскраснелось, и видно было, что он вот-вот сорвется на оскорбления.
— Ладно, — неожиданно для всех сказал Тороп. — Попробуем мечи.
Княжич вскочил, опрокидывая жбаны с напитками.
— Сейчас!
— Сейчас так сейчас, — сказал Тороп. — А ты не слишком хмелен для этого?
— А мне что хмельному, что трезвому — все едино.
Бились тут же, перед палатками. Тороп быстро понял, что намерения у молодого княжича совсем не шуточные. Пару раз, когда следовало бы опустить меч, чтобы дать развернуться противнику, Ярославич работал им наотмашь, сзади, так, что Тороп едва успевал пригнуться, чтобы не сложить тут же голову. Поняв, что дело может кончиться дурно — княжич вынуждал его работать всерьез, Тороп концом меча, приемом, который действительно передал ему Попович, подцепил меч княжича за гарду, выбил его из руки и, коснувшись не защищенного кольчугой участка шеи Александра Ярославича, сказал:
— Все, закончили. Я устал, княжич. Признаю, что ты очень неплохо знаешь свое оружие.
— Да, — подхватил Даниил. — Если б ты, княжич, не был так хмелен, наверняка бы осилил Торопа.
Слова Даниила немного разрядили обстановку, и Александр даже улыбнулся криво, приглашая их продолжить трапезу. Улыбка была нехорошей.
— Сторожись, — тихо сказал Даниил, когда они подходили к шатру.
— Вижу, — так же тихо ответил Тороп.
В продолжение завтрака Ярославич продолжал поглощать заморское вино, уговаривая при этом Даниила с Торопом идти к нему на службу.
— Отец заставит новгородцев считаться с нами, и они перестанут заигрывать с немцами, — говорил княжич. — Тогда он посадит в Новгород меня. Великий Новгород будет у меня здесь! — сжимал он кулаки. — Я им, смердам, покажу вольности! Мне нужна хорошая дружина. Такая, как была у Поповича. Я поставлю тебя воеводой! — хмельно заглядывал в глаза Торопу Ярославич.
Тороп только рассеянно кивал головой. Княжич мутно и зло смотрел на него, опрокидывал в рот кубок и снова начинал расписывать прелести своего будущего княжения в Новгороде. Тороп вышел до ветру.
Солнце перевалило за полдень, и он досадливо удивился — как быстро идет время за столом! Был июнь. Травы — по пояс, но никто не думал их косить. «Что-то сломалось в русской земле, — думал Тороп. — Как-то все не так. Будто перед великой бедой».