К вечеру войска Центральной Рады начали обстрел арсенала артиллерийским огнем. Арсенал отвечал, и снаряды его орудий разрывались над наиболее людными улицами: Владимирской, Пушкинской, Прорезной и Фундуклеевской. (...)
К вечеру 18 января как в Старом городе, так и на Печерске успех начинает склоняться на сторону украинцев, захвативших опять арсенал и важнейшие правительственные здания.
Вместе с тем возрастает и ожесточение большевиков, решивших во что бы то ни стало захватить Киев в свои руки. (...)
Обе стороны за пять дней войны устали, поэтому замечается затишье, а 21 января в городе совсем тихо, если не считать редких выстрелов из винтовок. На улицах города оживление. Распространяются летучки. (...)
"Ко всем рабочим города Киева. Товарищи! Избранный вами стачечный комитет постановил забастовку прекратить". (...)
"Военно-революционный комитет большевиков постановил прекратить вооруженную борьбу. Арсенал сдался 21 января около 12 часов дня. Посланы делегаты в железнодорожные мастерские с предложением прекратить вооруженное сопротивление. Стачечный комитет постановил прекратить забастовку. Некоторые пекарни приступили к работе и с понедельника 22 января городская продовольственная управа возобновит отпуск хлеба и продуктов на общих основаниях. В понедельник в 4 часа дня состоится заседание городской думы".
Читая эти летучки, можно было подумать, что борьба окончена. Быть может, это и было бы так, если бы не подкрепление, полученное киевскими большевиками, как раз в момент кризиса, со стороны большевистских армий Муравьева. Большую помощь большевикам оказал броневой поезд, прибывший на киевские железнодорожные пути со ст. Дарница. Броневой поезд открыл по городу сильнейший орудийный огонь.
23 января... 24... 25... Смерть носилась по Киеву в эти кошмарные дни. Киевляне переселились в подвалы, в нижние этажи, в погреба. (...) Свой огонь большевики направили, главным образом, на арсенал, на крепостную территорию и на здание Педагогического музея, то-есть на то место, где всегда заседала Центральная Рада. (...)
В 2 часа ночи (з 25 на 26 січня за ст. ст. - О.Р.) украинцы начали оставлять Киев.7 Из Киева в Житомир, спешно, на автомобилях, уехали все украинские власти и вся Рада во главе с председателем ее проф. М. Грушевским. Дорогу им освещал огромный факел, пылавший на углу Паньковской и Никольско-Ботанической. Это горел семиэтажный дом проф. М. Грушевского. (...) Брест-литовское шоссе и Дорогожицкая улица были наполнены уходившими из Киева украинскими войсками. (...)
26-го на рассвете, когда орудия еще достукивали последнюю очередь, На улицах появились первые прохожие; измученные, усталые, потому что в эту ночь в Киеве почти никто не спал.
Глаза первых смельчаков, рискнувших выйти на улицы, увидели пробитые стены многоэтажных громад, ... скрученные в клубки проволоки; увидели лежащие во многих местах неубранные трупы; увидели, наконец, страшные памятники минувшей ночи - пылающий пятиэтажный дом Богрова на Бибиковском бульваре и сгоревшую, расстрелянную большевиками из блиндированного поезда семиэтажную громаду - дом проф. М. Грушевского на углу Ботанической и Паньковской улиц. От последнего дома к утру 26 января сохранился лишь темноватый, закопченный остов, на котором у парадного входа белела табличка: "1908-9. Проектовано і будовано інженером В. Л. Максимовим. Декорація фасаду В. Г. Криченського. Майоліка Івана Гладиревського".
Навстречу прохожим стали попадаться вооруженные до зубов дикого вида субъекты. Это были новые властители Киева - красногвардейцы".
Підозрювати К. Бельговського в упередженості в оцінці січневих подій у Києві у нас немає ніяких підстав. Цитовані вище уривки з його спогадів написані, безперечно, по гарячих слідах. Автор переповідає лише бачене ним особисто. Підтвердженням об'єктивності свідчень К. Бельговського стае його, монархіста, оцінка зовнішнього вигляду солдатів армії Муравйова, що увірвалась у Київ, і оцінка цього війська більшовиком Г. Лапчинським у його спогадах "Боротьба за Київ. Січень 1918 р." (Літопис революції. - 1928. - № 2. - С.212):
"Вояки (армії Муравйова. - О.Р.) являли собою химерно вбраних, абсолютно недисциплінованих людей, увішаних різноманітною зброєю, рушницями, шаблюками, всіх систем револьверами та бомбами. Між окремими командирами весь час виникали сварки и сутички. Партійної роботи навіть серед партійних осередків не було. Газет та літератури до армії не доходило. У штабі працювали якісь випадкові люди, з одного боку, кадрові офіцери, з другого - віддані революції товариші, що взялися за військову роботу лише за останні тижні.